Коллеги, всем доброго времени и крепкого здоровья.
Интересно ваше мнение по следующей проблеме.
Одним из оснований привлечения КДЛ к СО является невозможность полного погашения требований кредиторов за счет конкурсной массы, ст. 61.11 ЗоБ:
Таким образом в широком смысле невозможность удовлетворения требований кредиторов является следствием превышения объема таких требований над конкурсной массой.
Формирование конкурсной массы сложный экономический и юридический процесс, во главе которого стоит Конкурсный управляющий (и это является одной из его основных обязанностей – п.2, 3 ст. 20.3, п.2, 4 ст. 129 ЗоБ).
Следовательно, итоговый размер конкурсной массы, а значит и пропорциональный размер непогашенных требований кредиторов напрямую зависит о того, какие действия совершит\не совершит КУ по формированию и\или расходованию конкурсной массы. Это, конечно, все прописные истины.
КДЛ, и в первую очередь Бывший Руководитель (БР далее) не менее кредиторов заинтересован в том, чтобы КУ свои обязанности исполнял надлежащим образом (здесь и далее речь исключительно о «добросовестном» БР, исполняющем свои обязанности, установленные ЗоБ), поскольку размер конкурсной массы напрямую влияет на потенциальный размер его субсидиарной ответственности.
Меры и способы контроля за действиями КУ, а также способы и методы привлечения недобросовестного КУ к ответственности известны, и основными являются, собственно, два механизма:
- жалобы на действия КУ в порядке ст. 60 ЗоБ
- требование о возмещении убытков, причиненных действиями\бездействием КУ (ст. 20.4 ЗоБ).
Но кто наделен правом на применение вышеуказанных правовых механизмов?
Согласно п. 3 ст.60 ЗоБ правом обжалования действий\бездействий КУ наделены гражданин, представителя учредителей (участников) должника, представитель собственника имущества должника - унитарного предприятия, иные лица, участвующих в деле о банкротстве (ст. 34 ЗоБ), а также лица, участвующие в процессе по делу о банкротстве (ст. 35 ЗоБ).
Как видим, БР должника правом на подачу жалобы в порядке ст. 60 ЗоБ не наделен.
В соответствии с п.1 ст. 20.4 ЗоБ требовать отстранения КУ также вправе только лицо, участвующее в ДоБ (ст. 34), или СРО. Аналогично, БР таким правом не наделен.
В соответствии с п. 4 той же статьи КУ возмещает убытки, причиненные своими действиями кредиторам, должнику и иным лицам. Норма не содержит прямого ограничения круга лиц, наделенных правом обращаться с таким заявлением. Однако мне не удалось найти практику, где с подобными требованиями обращался именно БР.Найдены лишь примеры практики, где удовлетворялись подобные заявления участника должника, являющегося БР (с указанием на его право обжаловать действия КУ в соотв. с п.3 ст. 60 ЗоБ): Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 22.01.2020 N Ф04-5837/2019 по делу N А81-5236/2016.
Итак, мы имеем ситуацию, в которой БР как лицо, прямо заинтересованное в надлежащем исполнении КУ своих обязанностей по формированию и рациональному расходованию конкурсной массы при этом лишен правовых механизмов обжалования действий\бездействий КУ, отстранения КУ, и\или привлечения его к ответственности.
Конечно, можно логично возразить – КУ действует в интересах кредиторов, поэтому именно им и предоставлены механизмы контроля, обжалования и отстранения.
Однако смоделировать синтетическую ситуацию, из которой очевидна необходимость наделения БР правом применения хотя бы части установленных ЗоБ механизмов (напр., ст. 60) – несложно.
Например, у должника имеется недвижимое имущество, которое может быть использовано для получения прибыли в течение процедуры (аренда, иная эксплуатация), что позволит наполнять конкурсную массу, однако КУ мер по такому использованию имущества не предпринимает, в то же время эксплуатационные расходы на его содержание (за счет КМ) несет.
Другой, почти классический пример – неоспаривание сделки должника. Да, в «здоровой» ситуации этот почти эталонный пример недобросовестного бездействия КУ должен повлечь соответствующую реакцию конкурсных кредиторов, но в реальности контроля процедуры несколькими (или даже одним) «мажоритаными» кредиторами и разобщенности мелких кредиторов, КУ, действуя в интересах «мажоров» вполне может «замылить» оспаривание сделки Должника, в сохранении которой «мажор» заинтересован (например сделка с предпочтением в отношении связанного с «мажором» контрагента должника).
Еще один пример – необоснованные расходы КУ на лиц, привлекаемых к процедуре, право на оспаривание которых опять же предоставлено только лицам, указанным в ст. 34 ЗоБ. Здесь же необоснованные расходы КУ на «текущую» деятельность, не относящиеся к лимитированным в соотв. с абз.2 п.1 ст. 20.7 ЗоБ (простейший пример – наем необоснованно дорогостоящих работников из числа лиц, «приближенных» к КУ и\или «мажору»).
Более того, надо понимать, что БР, в отличие от миноритарных кредиторов, как правило знает должника «изнутри», что позволяет ему делать определенные выводы, недоступные мелким кредиторам.
В итоге достаточно легко представить ситуацию, когда должник волей «мажоритарных кредиторов» просто отдан КУ «на кормление», а БР вынужден просто бессильно смотреть на это в ожидании требования о привлечении к СО.
Что на этот счет у нас в практике?
Вообще на написание это «простыни» текста меня натолкнул один-единственный судебный акт.
Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 19.08.2019 N Ф04-2289/2018 по делу N А03-7718/2016 (в дальнейшем Определением ВС отказано в передаче для пересмотра).
В данном кейсе БР Должника обратился в суд с жалобой на действия КУ и с требованием о его отстранении. Суд первой прекратил производство по заявлению, указав на отсутствие у БР права на обжалование действий КУ в порядке ст. 60 ЗоБ, суд апелляционной инстанции поддержал эту позицию. Суды указали, что БР обладает правами лица, участвующего в ДоБ только в рамках обособленного спора о привлечении БР к СО.
Суд округа судакты нижестоящих судов отменил, отправил спор на новое рассмотрение.
При этом тройка попыталась сформировать вполне вменяемую правовую позицию. «Попыталась» - потому что с переменным успехом, но за попытку – зачет.
Ключом позиции, по моему мнению, является следующее:
Отрадно видеть попытку тройки восполнить очевидный пробел в правовом регулировании.
Поиск по судебной практике выдал еще пару судебных актов со схожими требованиями (БР обжалует действия\бездействие КУ в порядке ст. 60), однако при фактическом удовлетворении требований БР глубиной правовой проработки вопроса они не отличаются и внятной аргументации вывода о возможности предоставления БР права пользоваться механизмом ст. 60 – не содержат:
- Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 04.12.2019 по делу N А07-25871/2015 (далее «отказное» ВС).
- Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 04.06.2018 по делу N А60-13195/2016 (далее «отказное» ВС)
Одновременно имеется и противоположная практика, причем тоже релевантная по времени, в частности Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 21.06.2019 N Ф07-4101/2019, где суды трех инстанций последовательно указали, что БР обладает правами лица, участвующего в ДоБ только в рамках обособленного спора о привлечении его к СО, и в силу этого не наделен правом на обжалование действий\бездействий КУ по правилам ст. 60 ЗоБ.
Кстати, если посмотреть на ныне недействующую ст.10 ЗоБ, а именно на п. 6
Примечательно, что законодатель в той норме не ограничивал пространство реализации лицом, привлекаемым к СО, своих прав участника ДоБ лишь границами обособленного спора, в т.ч. и в вопросе обжалования действий КУ (Постановление Арбитражного суда Московского округа от 31.07.2017 N Ф05-8999/2010 по делу N А40-94705/09-18-433).
Прошу прощения за «простыню» текста, но на мой взгляд проблема вполне заслуживает обсуждения на конфе.
Сообщение отредактировал maverick2008: 03 May 2020 - 18:48