Итак, согласно традиционной концепции, право собственности состоит из трёх правомочий: владения, пользования, распоряжения. Также выделяют обязанность всех третьих лиц воздерживаться от их нарушения и право собственника требовать от них исполнения данной обязанности. Но любое правомочие как элемент субъективного права – это возможность какого-то поведения («мера возможного поведения»), следовательно, если подходить к праву собственности с точки зрения банального здравого смысла, то любая из этих возможностей у собственника может отсутствовать в случае обременения вещи правами третьих лиц. По договору доверительного управления собственник вообще может лишиться всех трёх правомочий, оставаясь при этом собственником (ст.209 ГК).
Данная простенькая мысль наверняка приходила в голову многим и в попытках опровергнуть её было высказано масса очень остроумных идей как в отношении правомочий собственника вообще, так и по поводу правомочия владения в частности.
Так, исследуя институт узуфрукта, Д.В.Дождев пытался доказать, что «ограничения реального права собственности не сводятся к простому изъятию отдельных полномочий в пользу другого лица». Вот что он пишет: «Голый собственник не утрачивает potestas (власть – прим. мое – Р.) … , но сфера его компетенции ограничивается вещным правом узуфруктуария», то есть, если я правильно понял его точку зрения, собственник не осуществляет свои правомочия, чтобы этим не нарушить прав узуфруктуария. «Это, - пишет он, - явление того же порядка, что и его неспособность совершить манумиссию (то есть освободить раба – прим. мое - Р.) или установить сервитут, так как эти акты неминуемо ведут к изменению качества вещи и нарушению прав узуфруктуария». (Дождев Д.В. Римское частное право. Учебник для вузов. М., 1997. С.419). Теория оригинальная. Рассмотрим тот же пример с сервитутом. Действительно, хотя содержанием этого права и являются действия по пользованию вещью, но при этом вещь используется не в соответствии с ее основным функциональным назначением, и, по идее, сервитут не конкурирует с ограниченным вещным правом на пользование вещью. Соответственно, возникновение у узуфрутуария (или, если же рассматривать пример на материале современного права – у того же арендатора) права пользования не сопровождается возникновением на его стороне возможности установить сервитут, а собственник эту возможность теряет. Но вспомним, какой смысл имеет установление сервитута? А смысл этот – именно в обеспечении нормальной реализации правомочий собственника. Соответственно, при отсутствии данных правомочий… Что же касается арендатора, то вспомним, что по современному праву сервитут обеспечен правом следования. В принципе, если сконструировать ситуацию, когда интерес в установлении сервитута имеет именно арендатор (например, арендована часть земельного участка, необходимо обеспечить возможность проезда через другую его часть, принадлежащую собственнику), то я не вижу никаких причин, почему законодатель ему в этой возможности отказывает.
Другой аргумент основан на предложении возвратиться к древнеримскому разграничению владения и держания. При этом задаётся следующий вопрос: «что, если добросовестный приобретатель отдал вещь в аренду? Должен ли тогда быть признан собственником по истечении срока приобретательной давности арендатор или всё же арендодатель?» (Рудоквас Д.А. Сфера применеия института приобретательной давности (usucapio) в римском праве и гражданском праве России//Древнее право. 2001. №1(8). С.146). Имеется в виду тот факт, если перейти к современному законодательству, что ст.234 ГК РФ под лицом, в пользу которого течет приобретательная давность, понимает лицо «добросовестно, открыто и непрерывно владеющее» имуществом «как своим собственным». Соответственно, либо при передаче данного имущества в аренду арендатор или владеет им «как своим собственным» и в пользу его начинает течь приобретательная давность, либо же «как своим» он им не владеет и мы приходим к доказываемому тезису. Логика проста и изящна, но, к сожалению, не верна. В первую очередь, рассмотрим, что понимает законодатель в данном случае под понятием «владеет». Совершенно очевидно, что владением как таковым приобретательная давность не исчерпывается. Никто, кроме действительного собственника, не может помешать ему пользоваться и распоряжаться вещью (что и защищается с использованием вещно-правовых способов защиты). В принципе, возможно даже заключение договора купли-продажи в отношении ее, при этом покупатель становится новым давностным владельцем. Все это проистекает из фразы ст.234 «как своим собственным». То есть под давностным владением следует понимать некую «квази-собственность», призванную опосредовать интересы давностного владельца в случае, если номинальный собственник останется равнодушным к судьбе вещи. Точно такой же характер носят и «права» арендатора по договору аренды. Соответственно, давностный владелец в этом случае остается преждним. Следует заметить, что отказ от конструкции «владение-держание» произошел не случайно. В действительности он лишь означал необоснованное игнорирование интереса держателя, что приводило, в частности, к отсутствию вещно-правовых исков у последнего.
Следующей по времени попыткой объяснения существования ограниченных вещных прав явилась концепция «двойного владения», разработанная германскими пандектистами. Относительно её можно сказать то же, что и относительно современного определения права собственности вообще: допускается существование правомочий, у которых нет реального содержания. Вместе с тем интеллектуальной забавы ради стоит разобрать следующий аргумент: «Если допустить, что собственник, предоставивший право владения другому лицу, сам в это время не имеет право владения, то ему надо было бы отказать в возможности виндикации своего имущества одинаково как от добросовестного, так и не от добросовестного приобретателя этого имущества, выбывшего из обладания временного владельца». (Тархов В.А. Ответственность по советскому гражданскому праву. Саратов, 1973. С.418). Но имеет ли в действительности собственник такую возможность? Виндицировав вещь, он вновь становится ее владельцем, тем самым нарушая права титульного владельца. ГК обходит этот вопрос стороной. Для того, чтобы выйти из логического тупика, следует вспомнить слова И.А.Покровского, который приводил в пример правила Германского Гражданского Уложения о том, что вещно-правовые способы защиты могут быть реализованы собственником лишь при отказе от их реализации титульным владельцем. Также будучи сторонником «двойного владения», великий цивилист тем не менее писал, что «дарование хозяину субсидиарной владельческой защиты обозначает лишь представление ему права защищать (правда, в своих интересах) сферу чужого фактического господства». (Покровский И.А.Основные проблемы гражданского права М.: (Серия «Классика российской цивилистики»), 1998. С.223).
Кстати, в чем эти интересы? Здесь мы перешли к самому глубокому, главному, основному для теоретиков права собственности: к психологическому аспекту его содержания (если под содержанием субъективного права понимать поведение по его реализации): « «своей» можно считать вещь, если понимать ее как пространственное расширение личности, ее потенциала. Именно это качество принципиально отсутствует у обладателей всех других прав на вещь». (Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. Учебно-практическое пособие.-М., 1999. С.158). Отсюда делается простой, как все гениальное, вывод: это другие права. Между тем, для практики из психологической характеристики поведения собственника может быть только один вывод: существует интерес собственника в сохранности вещи. Данный интерес вполне опосредуется предоставлением собственнику субсидиарной владельческой защиты, а также вытекающими из договора правами на капитальный ремонт, на расторжение договора и т.д.
Уффф… Извиняюсь за длинность. Вроде, все, что надумал, все высказал. Есть еще интересная проблема, является ли обязанность всех третьих лиц не препятствовать гражданско-правовой (см. работу Д.М.Генкина), но это оставим на будущее. Помогите, чем можете. Если можно, также сообщите, кто ещё чего дельного по этому поводу написал.
