акцентуация определенным образом (культурно-исторически обусловленном, на мой взгляд) понимаемых ценностей в системе позитивного права неминуемо приведет к социальным конфликтам, вполне способна привести к новой волне "гражданских войн". Поэтому с т.з. социологического позитивизма такое выпячивание своего единственно правильного понимания определенных ценностей, непременное желание их поставить в основание национальной правовой системы - есть эгоистическая и социально безответственная позиция.
Anna V
Цитата
Независимо от того, на каком уровне идет регулирование, за принципами или нормами стоят определенные ... содержательные? идеи, ценности.
И мне казалось, что некое ядро у этого содержательного наполнения будет, не может быть абсолютного ценностного разнобоя в правовой системе. /.../
Мне поэтому не очень понятно, почему Сергей считает, что акцентуация ценностей (подозреваю, что в том числе либертаристами biggrin.gif ) ведет к социальным конфликтам, эгоистическая и безответственная позиция. Это выражение ценностей определенной части общества, понимания того, как они должны были бы быть отражены в праве. И что? Другие части этого самого общества точно так же их озвучивают, более того, некоторые не озвучивая воплощают в законодательстве и ничего smile.gif Все живы smile.gif Нормальный, естественный процесс ИМХО.
В любой правовой системе так или иначе выражены идеи свободы, справедливости, порядка (меры), поскольку право невозможно без реальной физической возможности выбирать тот или другой вариант поведения, без оценки социальной действительности с позиции укорененных в сознании ценностей, а также любой социальный регулятор упорядочивает социальные отношения. Это эйдетические ценности права.
Любая значимая для нормативного социального регулирования идея (справедливость, свобода, общее благо, порядок и т.д.), встроенная в систему теологической, социалистической, националистической, консервативной, либеральной или анархистской идеологии, несомненно, приведет к различным по нормативному содержанию системам права.
К примеру, одна из центральных для юриспруденции идея справедливости выступала легитимирующей основой подчас совершенно противоположных юридических норм об изначальном неравенстве людей в античности (вспомните Аристотеля об естественности рабства) и средневековье (божественная предначертанность и потому справедливость сословной структуры общества) и о природном равенстве людей в эпоху европейского просвещения XVIIIв. и в современный период; из идеи «общего блага» в различные периоды истории западной цивилизации выводились и традиционные социальные иерархии, и революции во имя общегражданского законодательства – ни Ж.-Ж. Руссо, ни К.П. Победоносцев не отрицали фундаментального характера идеи «общего блага», только «выводили» из нее диаметрально противоположные модели государственного устройства. Ведь даже из идеи общественного договора Т. Гоббс и Ф. Прокопович выводили абсолютную монархию, Дж. Локк - конституционную монархию, а Ж.-Ж. Руссо - плебисцитарную республику, Дж. Мэдисон - президентскую республику...
Идея свободы занимает одно из ключевых мест в софистской (натуралистической), теологической, просвещенческой (либеральной), консервативной, марксистской, анархистской, экзистенционалистской и синергетической "традициях".
В античности и в западном средневековье господствовала теологическое истолкование свободы: "корень" свободы - в разуме (мышлении и самосознании), который дан человеку Богом; свобода существует лишь в цивилизации, где господствуют общие правила во имя общего блага. Свобода здесь не трактуется индивидуалистически, она является не самоцелью, а средством движения человек к Истине, к познанию объективного устройства мироздания, для чего и необходимо свободное мышление и самосознание людей.
Реформация, религиозные войны, просвещение и дальнейшая секуляризация сознания интеллектуальной элиты приводят к тому, что теоцентристское мировоззрение уступает пальму первенства антропоцентристскому: свобода - есть отсутствие физического и интеллектуального (со стороны общественных и официальных государственных авторитетов) принуждения, жизнь в соответствии со своим выбором ценностей, удовлетворение собственных интересов, безраздельное самоопределение в интеллектуальной сфере, свобода от культурной традиции и т.д. Такая свобода центрируется в человеке, исходит из скепсиса в отношении высших метафизических ценностей: объективной Истины больше не существует, есть только множество субъективных истин (и странная вера в то, что при таком интеллектуальном status quo возможна спонтанная самоорганизация общества, не скатывающаяся в широкомасштабную войну за ресурсы, где сильные вгрызаются в горло слабым, а, напротив, чудодейственно формируется некая либеральная коммуна духовно близких людей, составляющих подлинно "открытое" общество).
Есть и иные традиции, в которых значение идеи свободы иное. Однако, представляется, что в современной России именно отмеченные выше традиции понимания свободы пришли в жесткое противостояние друг другу.
Применительно к правовой доктрине современной России необходимо заметить, что достаточно сильны как позиции ученых («западников»), идеологически ориентирующихся на конвергенцию российской правовой системы с западной традицией права (С.С. Алексеев, В.С. Нерсесянц, В.К. Бабаев, В.А. Четвернин, А.П. Семитко, В.В. Лапаева и др.), так и идеологические установки исследователей («славянофилов»), стремящихся отстоять качественную самобытность национальной русской культуры и правовой системы , не признающих действенность западноевропейских идеологем в качестве фундамента российской правовой системы (В.Н. Синюков, В.П. Малахов, А.В. Поляков, М.Н. Марченко, А.М. Величко, В.В. Сорокин и др.).
За спиной первых стоит пост-нюрнбергское международное публичное право, идеологические константы конституционного права и всей системы права России, вызванные к жизни печальным опытом побежденного и провозглашенного post factum советского тоталитаризма, традиции космополитизма, либерализма и рационализма в западной философии, вся классическая немецкая философия права (И. Кант, И.Г. Фихте, Г.В.Ф. Гегель) с ее аксиоматичной убежденностью в универсальности правогенеза, «объективная» необходимость находить или имитировать общие ценностные системы координат с западным миром, главенствующим в экономическом отношении (К. Маркс), а также интересы крупных межнациональных корпораций, весьма эффективно эксплуатирующих идею «объективно» шествующей по планете глобализации, и, помимо всего прочего, вульгарные формы индивидуализма, прагматизма, гедонизма и – в целом – ценностного «анархизма» (релятивизма) любой «сенсорной культуры» (П.А. Сорокин).
Не менее внушительными предстают и «соратники» по идеологическому фронту второй группы мыслителей, в числе которых традиционная концептуализация истории России допетровской эпохи, современное политическое руководство России с весьма податливыми средствами массовой информации, формирующими массовое правосознание любого информационного «общества», Русская Православная Церковь с многовековой идеей «Москва – третий Рим», «стимулирующей» всевозможные формы национального эгоцентризма, подавляющее большинство монархистов, консерваторов и националистов, многие представители русской дореволюционной философии права (поздний П.И. Новгородцев, Е.Н. Трубецкой, И.В. Михайловский, С.Л. Франк, И.А. Ильин и др.), а также львиная доля обыденного «этикоцентристского» правосознания россиян современности.
Наиболее остро идеологическая борьба двух конфликтующих «блоков» российских ученых современности разворачивается на поле, как выразился бы Л.И. Петражицкий, политики права, что, собственно говоря, вовсе не удивительно. Достаточно полно позиция первой группы ученых в отношении российской правовой системы проявляется в таких вопросах как государство и общество, гражданское общество и правовое государство, правовой нигилизм, правовая культура, типологии государственных и правовых систем, право и государство в эпоху глобализации и др. Высшими точками напряжения «дискуссии», подчас провоцирующими яркие словесные пассажи, для второй группы ученых-юристов выступают такие темы как права человека и свобода личности как высшие ценности права, либертарная концепция правопонимания, концепция правового государства как идеала политического развития России и др.
Данный ценностный конфликт носит экзистенциальный характер, т.е. отсутствуют более общие "системы координат", приняв которые возможно было бы установить компромисс между этими системами ценностей.
Как известно, ценности переживаются и принимаются, составляют основу мировоззрения, иррациональный "каркас" которого не модифицируется рациональными аргументами.
Конфликт ценностей не может быть разрешен при помощи социальных (в т.ч. правовых) норм, ибо ценности выступают их основаниями - ценностные конфликты разрешаются физической силой, вполне могут привести к гражданским войнам - всякой социальной революции предшествует длящийся конфликт ценностей (во французской революции это конфликт аристократических и буржуазных ценностей, в октябрьской - монархические и социалистические)
В техногенном обществе, где главенствуют безличные социальные связи, право как социальный регулятор, призванный упорядочить жизнь ценностно крайне неоднородного общества, основывается на формализации социального взаимодействия и объективной необходимости завуалировать свои иррациональные ценностные основания-предпочтения. Устанавливается социально легитимная процедура, в соответствии с которой формируются высшие органы государственной власти, устанавливается неопровержимая презумпция их правотворческой монополии и социальной легитимности принятого в соответствии с легальной процедурой законодательства (Г. Харт). И в юридическом позитивизме отталкиваются уже не от общественного признания правовых норм, а от их официального установления публичной властью.
«Перенесение акцента с содержания на форму регулируемых явлений приводит систему права к состоянию объективизма, формальной объективации регулятивных средств, в результате чего право, которое находится в центре борьбы стремящихся к господству интересов, выступает как нейтральный элемент социального строительства и развития. Формальная рационализация есть объективность социального научного познания, означающая «ценностную нейтральность» (свободу от оценок), независимость права от идеологий и политических пристрастий».
Мальцев Г.В. Социальные основания права. М., 2007. С. 61.
«Необходимые для совместной жизни в правовой общности надежные образцы ориентирования не могут более строиться в условиях открытого общества на бесспорно приемлемом «естественном праве», а также на единогласном консенсусе «автономных» убеждений граждан. Поскольку общеобязательные намерения не могут достигнуть этого, надежность ориентирования должна опираться на определенные, связанные с властью компетенции и соответствующие процедуры. Прогрессирующее распадение мировоззренческой «надежности ориентирования в мире» было одной из причин того, что «религиозно обоснованное естественное право уступило место создаваемому законодательными процедурами позитивному праву. /…/ Связующие всех образцовые структуры поведения стали строиться не на истине, а на решении. Замена естественного права позитивным правом, опирающимся на государственную компетенцию в законодательстве, явилась следующим историческим развитием этой мысли. Представление об удерживающей систему от распада «легитимации через процедуру» (verfahren)» является современным оформлением той же идеи».
Циппелиус Р. Общество и право. Основные понятия социологии права и государства // Право XX века: идеи и ценности. М., 2001. С. 261–262, 259.
Сообщение отредактировал Сергей77: 24 December 2008 - 18:53
