Мейлоун против Великобритании
Заявитель г-н Джеймс Мейлоун, поданный Великобритании, был обвинен в марте 1977 г. в перепродаже краденых вещей. В конечном счете он был оправдан. Во время процесса стало известно, что по поручению полиции в силу санкции, выданной министром внутренних дел, почтовая служба прослушала один из его телефонных разговоров.
В дополнение к этому заявитель считал, что по запросу полиции его корреспонденция просматривалась, его телефонная линия прослушивалась, и что его телефон к тому же был связан с устройством, которое автоматически регистрировало все номера, которые он набирал на своем телефоне. Помимо признания прослушивания телефонного разговора, о котором было вскользь упомянуто во время судебного заседания, правительство ни подтвердило, ни опровергло подозрений по поводу просмотра корреспонденции и телефонных прослушиваний. Однако, оно опровергло регистрацию номеров абонентов. Оно, вместе с тем, признало, что заявитель, подозреваемый в продаже краденых вещей, принадлежал к категории лиц, которые могут подвергаться мерам телефонного и почтового перехвата.
Общественности было известно, что почтовый и телефонный перехват в целях раскрытия и предотвращения преступности осуществлялся в силу санкции министра, обычно министра внутренних дел. Однако в этой области не было кодифицированного законодательства. Тем не менее, различные законодательные положения имели отношение к делу, одно из которых позволяло делать запрос в Почтовую службу, (а затем с 1981 г. в Службу почты и Британского телеграфа - British Telecommunications) чтобы она сообщала Короне (высшему государственному чиновнику) некоторые данные, предаваемые службами почт и телекоммуникаций.
Существовала также практика, о которой был проинформирован парламент, заключавшаяся в том, что телефонные службы British Telecommunications с 1981 г. устанавливали аппаратуру и составляли отчеты о набираемых номерах телефонов по просьбе полиции в связи с ведущимися следственными делами по поводу правонарушений.
В октябре 1978 г. заявитель возбудил гражданский иск в Высокий суд против префекта полиции Большого Лондона, стремясь получить от него заявление, что все "прослушивания" телефонных переговоров, осуществляемые без его согласия, являются незаконными, даже если они основываются на санкции министра внутренних дел. Вице-канцлер Палаты Канцелярии*(15) отклонил его иск в феврале 1979 г.
Суд должен был рассмотреть в свете Ст.8 ЕКПЧ (право на тайну корреспонденции и на уважение личной жизни) проблему перехвата сообщений и фиксирования телефонных номеров, осуществляемых полицией по просьбе полиции как в контексте уголовного следствия в целом, так и в юридическом и административном контексте.
Во-первых, Суд установил то, что в данном случае вмешательство в право, гарантированное Ст.8 ЕКПЧ, имело место. Он счел, что признанное прослушивание телефонного разговора представляет собой "вмешательство" в осуществление его права на уважение личной жизни и тайны корреспонденции. Кроме того, Суд посчитал, что само существование в Великобритании и в Уэллсе законов и практики, разрешающих и создающих систему тайного наблюдения за сообщениями, представляет само по себе такое "вмешательство" даже вне всякого предполагаемого применения на практике в отношении заявителя.
Суд далее напомнил, что, согласно его юриспруденции, выражение Ст.8-1 ЕКПЧ "предусмотренный законом" означает, прежде всего, что вмешательство должно иметь основу в национальном законодательстве данного государства. Вместе с тем, помимо соответствия национальному законодательству, оно требует также совместимость этого законодательства с принципом господства права. Оно предполагает, таким образом, что внутригосударственное право должно представлять определенную защиту против произвольных покушений органов государственной власти на права, гарантированные Ст.8-1 ЕКПЧ.
Суд признал, что принципы Конвенции не могут быть совершенно идентичными в особом контексте перехвата сообщений в целях производства следствия полицией по сравнению с другими областями. В соответствии с этим "закон" не должен быть таким, чтобы позволять индивиду предвидеть, как и когда его сообщения подвергаются риску быть прослушанными властями с тем, чтобы он не мог вследствие этого менять свое поведение. Тем не менее, Суд обратил внимание, что закон должен использовать достаточно ясные термины, чтобы всем дать достаточное представление, при каких обстоятельствах и условиях он наделяет публичную власть правом проводить такое тайное и, в буквальном смысле слова, опасное вмешательство в право на уважение личной жизни и тайны корреспонденции.
Кроме того, Суд констатировал, что ввиду того, что применение мер наблюдения не подпадает под контроль, как заинтересованных лиц, так и общественности, "закон" будет противоречить принципу господства права, если пределы усмотрения власти будут безграничны. Вследствие этого, закон сам по себе, в отличие от административной практики, которой он сопровождается, должен определить объем и условия осуществления таких полномочий с достаточной ясностью по отношению в установленной законом цели с тем, чтобы обеспечить индивиду адекватную защиту против произвольных действий.
Что касается применения в данном случае указанных общих принципов, Суд счел, что при рассмотрении материалов дела, внутригосударственное законодательство, регулирующее перехват сообщений по поручению полиции, являлось неясным и становилось предметом различных оценок. В частности, нельзя сказать с желательной уверенностью, в каком отношении полномочия по прослушиванию находятся инкорпорированными в правовые нормы, а в каком - в руках исполнительной власти. В глазах Суда, законодательство Англии и Уэллса не раскрывает с достаточной ясностью объем и условия осуществления полномочий властей по усмотрению в рассматриваемой области. В соответствии с этим отсутствует минимальный уровень правовой защиты, предполагаемой господством права в демократическом обществе.
Суд, таким образом, пришел к выводу, что вменяемые вмешательства не были "предусмотрены законом" в смысле Ст.8-2 ЕКПЧ.
Во-вторых, Суд рассмотрел вопрос о необходимости вмешательства "в демократическом обществе" с точки зрения достижения законной цели. Суд констатировал, что, вне всякого сомнения, существование законодательства, разрешающего перехватывать сообщения для оказания помощи уголовной полицией для осуществления ей задач, может быть "необходимым" "для поддержания порядка и предупреждения уголовных правонарушений". Однако, в демократическом обществе принятая система наблюдения должна быть сопровождена достаточными гарантиями против злоупотреблений.
В свете этих выводов Суд не счел себя обязанным определять далее, в чем заключались другие гарантии, требуемые Ст.8-2 ЕКПЧ по отношению к перехвату оспариваемых коммуникаций. Он констатировал, что нарушение Ст.8 ЕКПЧ в этой связи имело место.
Суд констатировал затем, что
существование самой практики "регистрации" телефонных номеров противоречит Ст.8 ЕКПЧ. В перечне фиксированных номеров содержится информация, в частности, набранные номера, которые составляют часть телефонных сообщений. Суд счел, что их передача этой информации полиции без согласия абонента прямо наносит ущерб осуществлению права, защищенного Ст.8 ЕКПЧ. Поскольку правительство признало, что заявитель находился под угрозой существующей в этом отношении практики, он мог утверждать, что является жертвой нарушения Ст.8 ЕКПЧ.
Суд не смог обнаружить никакой нормы внутреннего права, относящейся к объему и способам осуществления полномочий по усмотрению, которыми органы власти пользовались в данной области. Как следствие, Суд пришел к выводу, что, будучи законным во внутригосударственном праве, вышеуказанное вмешательство не было "предусмотрено законом" в смысле Ст.8-2 ЕКПЧ.
