|
|
||
|
|
||
- Авторизуйтесь для ответа в теме
#26
advice
Отправлено 26 April 2008 - 13:35
А заявил иск против В. если он будет удовлетворен., т.е. дело А. выиграно - имеем защиту прав А
В заявляет встречный иск к А.
по рассмотрению дела суд отказал обоим. Значит - защиты прав А. нет, ибо делдо проиграно. Вроде и защита прав В. отсутствует ибо его иск тоже был без удовлетворения. Но в виду отказа А. в иске... В. остался при совем интересе. Стало быть защита не есть выигрыш дела... точнее - не всегда
- 0
#27
mooner
Отправлено 26 April 2008 - 13:43
Теперь вроде понял.А заявил иск против В. если он будет удовлетворен., т.е. дело А. выиграно - имеем защиту прав А
В заявляет встречный иск к А.
по рассмотрению дела суд отказал обоим. Значит - защиты прав А. нет, ибо делдо проиграно. Вроде и защита прав В. отсутствует ибо его иск тоже был без удовлетворения. Но в виду отказа А. в иске... В. остался при совем интересе. Стало быть защита не есть выигрыш дела... точнее - не всегда
Какое же здесь право В. было защищено?
Кроме того, при таком подходе и право А. (правда не знаю какое) будет защищено - ведь встречный иск тоже не удовлетворен, следовательно в отношении него А. тоже остался при своем интересе.
Если следовать такой т.з. получается, что суд защитил права и истца и ответчика
- 0
#28
advice
Отправлено 26 April 2008 - 13:50
я и говорю о том, что право В. не защищено... он просто остался при совем интересе...Какое же здесь право В. было защищено
но при неудовлетворении иска А. его интерес все же нарушен... а вот встречный полагаю заявляется в такой ситуации именно для этого - недопустить удовлетворения А. стало быть для В. вовсе выигрыш его иска безразличен...при таком подходе и право А. (правда не знаю какое) будет защищено - ведь встречный иск тоже не удовлетворен, следовательно в отношении него А. тоже остался при своем интересе
в любом случае я к тому что выигрыш не всегда означает защиту... защита может состоять и в проигрыше...
иногда выигрыш и вовсе не направлен на защиту в виду отстутсивя самого права, как например в отрицательных исках о признании: права нет, дело выиграно - подтверждено отсутстиве права... что же мы тут защищаем?
Если следовать такой т.з. получается, что суд защитил права и истца и ответчика
- 0
#29
mooner
Отправлено 26 April 2008 - 14:37
Мы, по-моему по разному понимаем термин "защита права".в любом случае я к тому что выигрыш не всегда означает защиту... защита может состоять и в проигрыше...
Я считаю, что защита возможна только в отношении нарушенного права.
Защита означает принудительное осуществление права.
Поэтому в случае отказа в иске никакой защиты права быть не может.
А вот материальный интерес лица, действительно может состоять и в проигрыше дела. У меня у самого неоднократно такие ситуации возникали. Но даже и в этом случае, ИМХО, проигрыш не означает защиту права, поскольку права просто нет.
- 0
#33
Uncle_Sam
Отправлено 23 March 2010 - 13:20
Стрельцова Е.Г., доцент кафедры гражданского процесса МГЮА, кандидат юридических наук (egs@msal.ru)
В статье рассмотрены дискуссионные вопросы работы С.Л. Дегтярева "Реализация судебной власти в гражданском судопроизводстве (теоретико-прикладные проблемы)", представленной на соискание ученой степени доктора юридических наук.
В то же время изучены методы и способы научного исследования в гражданском процессе. Наконец, в статью включены положения, не затрагивающие универсальных проблем, но касающиеся исключительно узких вопросов, порожденных исследованием С.Л. Дегтярева.
Полагаю, что сам факт защиты диссертации, посвященной судебной власти, не является основанием считать завершенной дискуссию по обсуждению положений, отстаиваемых автором диссертации; наоборот, полемика по обоснованию собственной позиции может дать полезные результаты как для пишущих, так и для читающих.
* * *
Прежде всего при чтении автореферата выделяется ряд проблем, связанных в том числе с диссертацией С.Л. Дегтярева, однако требующих обсуждения именно потому, что эти проблемы широко представлены и в других работах. Все чаще в научной литературе, преимущественно в диссертациях, появляются новые термины, понятия (включая предложения их законодательного закрепления), классификации, предложения о введении новых принципов и т.д. Но, вводя новую терминологию (тем паче принципы процесса), прежде следует ответить на вопрос, для чего нужны такие нововведения. Понятийный аппарат в науке требует ясности и стабильности, он необходим не сам по себе, а для обеспечения качества исследований. Понятийный аппарат в некотором смысле является консервативным, но именно его основательность обеспечивает системность, без которой научное знание невозможно. Новое в понятийном аппарате должно возникать только в случае, если в уже существующем не обнаруживаются признаки и черты, которые нуждаются в специальном выделении. Эта необходимость также должна быть обоснована. Одновременно требуется разумно определять нужду в доктринальном и легальном закреплении терминов и категорий. Например, на с. 8 и с. 16 автореферата <1>, ссылаясь на отсутствие законодательного определения категории "суд", С.Л. Дегтярев предлагает ввести легальное понятие суда как органа судебной власти. Аргументация, приводимая в обоснование такой законодательной новации, неустойчива: эта категория необходима для того, чтобы отделить суд от аппарата суда. Но разве в гражданском процессе (и в теории, и на практике) когда-либо существовала путаница по этому вопросу? Написано, что новая категория позволит избежать путаницы между судом, осуществляющим правосудие, и третейским судом, правосудия не отправляющим, однако ключевым основанием их разграничения является как раз понятие "правосудие", которым и наделяется уполномоченный государством орган. Статья 5 ГПК не дает оснований для двойственного толкования. Так зачем вводить легальное определение того, что очевидно? Ведь, продолжая эту мысль, в ГПК потребуется ввести легальное определение каждого слова, в нем употребляемого, сколь бы очевидно оно ни было по содержанию для человека, знающего русский язык, тем более для имеющего специальное юридическое образование. Предполагает ли автор отказаться от термина "суд" в отношении какой-либо из категорий (государственных судов или третейских)? Вероятно, нет. Тогда та "путаница", которой так опасается С.Л. Дегтярев, ссылаясь на внешнее созвучие, должна сохраниться, несмотря на наличие легальных определений. Реальное неудобство такого предложения демонстрируется самим С.Л. Дегтяревым, который, начиная свое обоснование, оперирует понятием "орган судебной власти", а в конце предложения переходит на термин "суд". В рамках обсуждения вопроса отмечу, что определение категории "диспозитивность" не только не содержится в нормах ГПК, но и вообще данный термин гражданским процессуальным законом не употребляется, что не мешает всему гражданскому процессу, равно и правоприменительной практике, основывать на его применении возникновение, движение и прекращение гражданского процесса, - вполне достаточным оказывается научное определение этого центрального для гражданского процессуального права понятия.
--------------------------------
<1> См.: Дегтярев С.Л. Реализация судебной власти в гражданском судопроизводстве (теоретико-прикладные проблемы): Автореф. дис. ... докт. юрид. наук. Екатеринбург, 2008. Далее по тексту статьи на эту работу С.Л. Дегтярева в сносках указаний не будет, после соответствующей цитаты из автореферата в скобках по тексту будет указан номер страницы.
В гражданском процессе С.Л. Дегтярев предлагает выделить новый принцип - "принцип правовой защиты", содержание которого - "совокупность правовых способов и средств защиты прав, свобод и законных интересов потребителей правовых услуг (в том числе процессуального характера), реальность которых гарантируется действующим законодательством, обеспечивается всей правовой системой Российской Федерации <2> и подтверждается практикой деятельности органов и организаций, органов судебной власти и международных юрисдикционных органов" (с. 10, 23). Процессуальные принципы выражают наиболее существенные черты гражданского процессуального права <3>. Дополнительно учитывая, что процессуальный принцип - это категория, содержание которой определяет организацию суда или порядок производства в нем, необходимо доказать, несмотря на взаимосвязь всех процессуальных принципов, индивидуальное влияние вновь выделяемого принципа на движение процесса либо на судоустройство. Указание на то, что этот принцип относится к межотраслевым (с. 23), ответа на вопрос о влиянии на гражданский процесс (судоустройство или судопроизводство) не дает. Между тем доводы С.Л. Дегтярева в поддержку теории наличия принципа правовой защиты позволяют сказать, что смысл понятия "основы процесса" (т.е. принципы) не учитывается им, а подменяется целями процесса. Собственно, об этом он и сам прямо пишет, указывая в качестве предпосылок наличия принципа цели гражданского процесса (с. 23). Но цель процесса не может быть его руководящим положением. Государство действительно ставит перед судом задачу защиты прав и охраняемых законом интересов и в этих целях устанавливает принципы состязательного, диспозитивного, равноправного, устного процесса и т.д.
--------------------------------
<2> В выделенном тексте полностью сохранена авторская орфография С.Л. Дегтярева (с. 10 автореферата).
<3> Советский гражданский процесс: Учебник. М.: Высшая школа, 1967 (автор главы - М.А. Гурвич).
Помимо этого основного возражения, предложение о введении принципа "защиты прав, свобод и законных интересов" (с. 22) вызывает ряд вопросов именно в связи с общим содержанием работы С.Л. Дегтярева: есть ряд внутренних противоречий между ее различными положениями. Автор настаивает на том, что основополагающей задачей, основной целью, стоящей перед судом, является устранение правового конфликта; защита прав, свобод и законных интересов таковой не является (с. 9, 19, 20 и др. <4>). Тогда неизбежен вопрос: для чего предлагать введение нового принципа, если его содержание не отражает основ процесса в представлении автора? И чем совершенно индивидуальным отличается этот вновь провозглашаемый принцип от конституционных принципов равенства всех перед законом и судом (ст. 19 Конституции РФ) и законности? Положение принципа равенства всех перед законом и судом в гл. 2 Конституции ярко демонстрирует его отношение не только к деятельности судебной власти; воспроизводящее же конституционные положения этого принципа процессуальное законодательство (ст. 6 ГПК, ст. 7 АПК) придает ему более узкий, сугубо процессуальный аспект равенства всех перед законом и судом при осуществлении правосудия. Это совершенно объяснимо - правосудие есть лишь часть системы защиты прав и охраняемых законом интересов; а потому процессуальное законодательство обязательно должно воспринять это конституционное положение (кстати, при этом гражданское процессуальное право не образует никакой комплексности с конституционным правом). Вместе с тем общие положения принципа равенства всех перед законом и судом, исходя из текста Конституции РФ, являющиеся частью принципов правового статуса человека и гражданина, устанавливают, что "закон, его предписания в равной мере обязательны для всех его адресатов... эти начала являются важным условием обеспечения справедливости в пользовании человеком своими правами и свободами" <5>, при этом они являются юридически гарантированными, т.е. охватывают все правовые средства осуществления и охраны прав и свобод <6>. Учитывая, что вне судебной системы закон устанавливает иные способы защиты права (охраняемого законом интереса), данные принципы, естественно, во всей своей полноте распространяются на иные способы, допустимые законом. А что же определяет по своему содержанию принцип, предлагаемый С.Л. Дегтяревым? Организацию системы защиты права или действия лиц? Но система и деятельность не могут регулироваться одним и тем же принципом. Затем, как в определение принципа можно включать практику применения? Если не отказываться от того, что принцип отражает наиболее общие и вместе с тем стабильные признаки, то практику применения невозможно отнести к определяющим чертам.
--------------------------------
<4> Это же положение содержится в монографии "Реализация судебной власти..." (с. 59, 60 и др.).
<5> Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Конституционное право России: Учебник. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Юрист, 2004. С. 239.
<6> Там же. С. 241, 244 - 245.
Далее, в чем смысл термина "потребитель правовых услуг" и кто это потребление осуществляет? Можно лишь предположить, что под этим термином скрывается лицо, требующее защиты своего права, которому противопоставляется лицо, эту защиту осуществляющее и, вероятно, являющееся обязанным по отношению к "потребителю". В этом смысле создается конструкция гораздо более узкая и, что важнее, менее универсальная, чем конституционный принцип равенства, который не создает баррикад противопоставления. Итак, принцип, предлагаемый С.Л. Дегтяревым, не заменяет собой конституционные принципы равенства всех перед законом и судом и законности в силу специфичной узости. Могут ли все эти принципы сосуществовать параллельно? Думаю, нет, поскольку идея гарантированной государством возможности защищать свои права (а это центральная мысль выделенного С.Л. Дегтяревым принципа) составляет, как было показано выше, неотъемлемую часть принципов равенства и законности. Фактически этот "новый" принцип лишь один из аспектов действия универсальных конституционных принципов равенства и законности, взятый под крайне специальным углом рассмотрения.
Требует еще нескольких слов термин "потребитель правовых услуг", с которым должен, вероятнее всего, корреспондировать термин "производитель правовых услуг". Термин этот, считаю, во-первых, вредным, во-вторых, логически ошибочным. Термин "потребитель услуг" не является универсальным юридическим термином и, очевидно, не может быть применяемым в публично-правовых, брачно-семейных и ряде других правоотношений. В сфере публично-правовых отношений, к которым, в частности, относится правосудная деятельность государства, не предоставляются услуги, а следовательно нет и потребителей таких услуг. Исполняя правосудие, государство, в лице суда, осуществляет государственную власть. Власть и услуга - примеры совершенно разнокачественных сфер деятельности, и природа правоотношений в этих сферах существенно различается. Уточняя смысл государственной власти в сфере правосудия, М.А. Гурвич писал о ней как о форме государственного руководства обществом <7>. Применяя к правосудию терминологию из сферы услуг, резко снижают роль и значение правосудия в обществе. Рассуждения о трех функциях судебной власти, из которых основная - правосудие, но также выделены действия организационного характера и действия по обеспечению отправления правосудия (с. 20, 21), являются следствием логики, в основу которой положено уничиженное правосудие. Управление внутри судебной системы не может быть уравнено с правосудной функцией государства - устройство и организация деятельности государственного органа направлены на обеспечение его основной деятельности и сами по себе функцией (т.е. направлением деятельности) не являются.
--------------------------------
<7> Советский гражданский процесс: Учебник. М.: Высшая школа, 1967.
Еще одно положение автореферата тесно соприкасается с осмыслением задач суда как института государственной власти. В гражданском процессе суд понимается автором как посредник (с. 11, 22, 23, 41 и др.), хотя он и указывает, что деятельностью судебной власти является отправление правосудия (с. 24, 27), - наиболее ясно это выражено в книге С.Л. Дегтярева: "...признание основных положений естественного и гуманитарного права в качестве основных ориентиров для развития права вообще с неизбежностью ведет к превалированию частного интереса при разрешении правовых конфликтов, а следовательно и к разрыву сложившихся отношений "государство - гражданин" и изменению самого понятия государства и одной из его составляющих - судебной власти. Определяющими становятся отношения "гражданин - гражданин", государство же вновь становится посредником между гражданами (субъектами гражданских правоотношений) в этих отношениях. Свобода объективно налагает на участников правоотношений дополнительные требования к каждому участнику этих отношений, что позволяет говорить о роли судебной власти как посредника при разрешении гражданско-правовых споров (выделено автором текста. - Е.С.) (однако посредника, обладающего властными полномочиями)" <8>; добавляется, что функцией судебной власти по своей публично-правовой цели является посредничество (и лишь при необходимости - защита публичного интереса) <9>. Позиция эта обосновывается, в частности, тем, что "если согласиться, что защита прав и интересов является основной задачей судебных органов, тогда следует признать, что и суд становится защитником участников гражданского судопроизводства в каждом конкретном гражданском процессе. Однако это противоречит принципам независимости суда и состязательности..." (с. 19).
--------------------------------
<8> Там же. С. 45 - 46.
<9> Там же. С. 305, 307.
Правосудие (а то, что суд осуществляет все-таки правосудие, С.Л. Дегтярев не отрицает) по своей природе не может быть посредническим. Эта ошибка может быть объяснима в том числе искажением понимания правосудия и терминологической подменой ("судья" вместо "суда" <10>) в рассуждениях автора. Никакие другие органы, кроме суда, правосудия не вершат. Поэтому, придавая суду посреднический характер, считая, что это - его основная роль, мы встаем на путь полного отказа от правосудия. Правосудие не может быть ни второстепенной функцией, ни дополнительной чертой судебной власти. Ведь что такое правосудная деятельность? Это действия властного уполномоченного органа, связанные с оценкой доказательств и применением норм права к спорным правоотношениям, осуществляемые в установленной законом форме, гарантирующей соблюдение равных процессуальных прав и обязанностей сторон спора. Дополнительно отмечу, что задачи, установленные в ст. 2 ГПК и ст. 2 АПК, всегда стоят перед судом, разрешающим дело, при этом судья, вершащий правосудие, всегда остается лишь должностным лицом суда (ст. 46 Конституции РФ).
--------------------------------
<10> С.Л. Дегтярев на с. 9 автореферата указывает следующее: "задачи, которые стоят перед конкретным судом (судьей)...".
При восприятии судьи как некоторого лица, может быть, даже и наделенного особыми полномочиями по отношению к другим лицам в данном правоотношении, мог возникнуть соблазн говорить об исполнении им каких-то личностных функций. Правосудие вершит суд, а он является органом государственной власти, на который возложена задача защиты нарушенного либо оспариваемого права, охраняемого законом интереса. Эта задача реализуется в течение гражданского процесса путем наблюдения за созданием равных (либо компенсирующих) процессуальных прав и обязанностей для сторон спора и постановлением судебного акта, которым охраняются права (охраняемые законом интересы) лица, имеющего действительный материально-правовой интерес к исходу дела. Да и в чем смысл процессуальной формы, если суд занимается посредничеством? Она становится излишней. Именно поэтому нет четкой процессуальной формы у третейского суда. Только потребность правосудия порождает процессуальную форму. Обязанность суда по правосудию как юридическое состояние можно сравнить с правоспособностью (обязанноспособностью) <11>, следовательно, любой отказ от признания функции по осуществлению правосудия как основной для суда либо ее затушевывание приводит к неправильному пониманию всей деятельности судебной власти. Поэтому задачи примирения сторон (ст. ст. 133, 138 АПК, ст. 150 ГПК) составляют часть обязанностей суда в рамках выполнения общей задачи как функции государственного органа власти. Суд предназначен именно для того, чтобы в каждом конкретном процессе защищать права и интересы лиц, обратившихся к нему, - "суд, как орган, выполняющий государственную функцию правосудия, снабжен всеми правомочиями для организации, подготовки и совершения акта правосудия, выраженного в решении" <12>. То есть правосудие - это всегда властная деятельность уполномоченного государством органа <13>. Если же считать, что посреднические действия являются для суда основными, то надо будет (логически доводя мысль) изменять основания к отмене судебных постановлений, отказываться от процессуальной формы и т.д.
--------------------------------
<11> Гурвич М.А. Решение советского суда как средство защиты субъективных гражданских прав // Избранные труды: В 2 томах. Т. 1. Краснодар, 2006. С. 475.
<12> Гурвич М.А. Решение советского суда как средство защиты субъективных гражданских прав. С. 468.
<13> Если анализировать исторический материал, а об исторических обзорах будет сказано ниже, то именно этот критерий (властная компетенция суда) может быть положен в основу систематизации. Государственный суд возрастает и крепнет совместно с возрастанием и укреплением государства, поскольку являет собой часть целого. И были ли крепкое государство и слабый, беспомощный государственный суд?
Утверждение, что в гражданском правоотношении (т.е. в отношении материально-правовом) отношения "гражданин - гражданин" являются определяющими, а государство лишь посредник в этих отношениях, алогично. Если речь идет о юридическом интересе (как можно понять из текста), то государство не вправе вмешиваться в уже установленные законом и им же охраняемые сферы правовых интересов частных лиц до тех пор, пока не последует от стороны правового спора соответствующей просьбы (иска), кроме случаев, когда сами правоотношения предполагают самостоятельную инициативу государства вмешиваться в сферу частного интереса другого лица. То есть вне процесса участие государства как некоего лица, вмешивающегося в материально-правовые правоотношения граждан, вряд ли допустимо.
Если же допустить, что под отношениями С.Л. Дегтяревым понимаются соответствующие волеизъявления указанных частных лиц, то утверждение ошибочно потому, что волеизъявление отдельного частного лица свободно лишь до тех пор, пока не вторгается в сферу свободного волеизъявления другого лица, т.е. до тех пор, пока правоотношения не становятся спорными. Именно это столкновение волеизъявлений и порождает правовой конфликт, который уже по определению не может не находиться под властным протекторатом государства, которое начинает доминировать в правоотношении (в качестве суда) с момента заявления об этом отношении как о спорном с целью охраны прав и интересов заинтересованного субъекта. Если государство в лице суда будет представлено посредническими полномочиями, оно не сможет надлежащим образом защитить права и охраняемые законом интересы стороны - действительного обладателя права.
Обсуждая задачи гражданского судопроизводства, С.Л. Дегтярев пишет, что важнейшей из них является устранение правовых конфликтов в обществе (с. 33), понимая под этим такое состояние лица, когда оно без помощи органов судебной власти не может реализовать свои права и свободы, далее добавляя, что установление материальной истины может только "способствовать "разжиганию" правового конфликта" (с. 9). Итак, потребность во властной защите своего права есть основание для обращения в суд. Допустимо ли государству, в том числе силой органов правосудия и принуждения, защищать права и интересы, законность которых не установлена? Вероятно, нет. Так каким образом может государство в лице суда санкционировать применение принуждения к обязанному лицу, если в судебном решении судом не установится, что это лицо является надлежащим обязанным лицом по спорному правоотношению? А как можно установить законные права и обязанности, минуя выяснение объективной истины по делу в установленной законом форме? Но посредническая роль суда в гражданском процессе устраняет возможность достижения судом объективной истины по делу. Если С.Л. Дегтярев выступает за применение критерия "справедливость" (с. 15 и др.) в качестве меры оценки всей судебной деятельности на протяжении истории России, то почему он не применяет его к современному гражданскому процессу <14>? Иначе как справедливое решение может быть основано на формальной истине? Гражданское судопроизводство, как писал в 1912 г. И.Е. Энгельман, в силу своего публичного характера, целью своей имеет достижение не формальной, а материальной правды, чем охраняются не только гражданские права отдельных лиц, но и весь гражданско-правовой строй <15>. Эту же позицию занимал и Е.В. Васьковский, отмечавший, что гражданский процесс представляет собой проверку, т.е. деятельность, совокупность действий, направленных к определенной цели, а целью этой является достижение материальной правды <16>. Что же касается экономических выгод сохранения социальных и иных контактов (как обоснование посреднической роли суда), то они возможны лишь в случае свободного желания сторон спора сохранить свои отношения (в том числе и правоотношения), что связано исключительно с их волей, а не порядком разрешения спора (напомню, что одним из легальных способов защиты права является прекращение правоотношений - ст. 12 ГК). Значение частного интереса в том, что в его рамках защищаются свои права; значение публичного - в том, что его сфера - защита прав чужих. Соотношение объема частного и публичного интересов может изменяться, но их природа - вряд ли.
--------------------------------
<14> Здесь и далее, если не будет оговорено специально, гражданский процесс понимается в широком смысле.
<15> Энгельман И.Е. Курс русскага гражданскага судопроизводства. 3-е изд. Юрьев, 1912. С. 65, 66, 195.
<16> Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. Краснодар, 2003. С. 120 - 122.
Добавлено немного позже:
Утверждение С.Л. Дегтярева о том, что изменение в понимании интереса (или волеизъявления?) влияет на изменение понятия государства или судебной власти, также ошибочно. Сущность государства, сущность судебной власти как общественного института не зависят от целей, которые стоят перед государством и судебной властью. Именно об изменении целей государства и судебной власти только и можно говорить, ссылаясь на гуманизацию законодательства, но никак не на гуманитарное право, поскольку последний термин требует как минимум разъяснения и обоснования.
Итак, суммируя, получается, что С.Л. Дегтяревым не отрицается то, что суд вершит правосудие, что в рамках осуществления правосудия у него властные полномочия. То есть фактически не оспаривается общепризнанное понимание суда как обязательного участника процессуального правоотношения, обладающего в силу особого статуса и особыми полномочиями. К чему же тогда это странное и не только не связываемое, но даже вступающее в очевидное несогласование с двумя вышеназванными признаками утверждение о посредничестве как характерном признаке <17> суда в гражданском процессе? Ведь посредник по своей природе не может быть властным органом, обязанным исполнять определенные государственно значимые функции. Некоторые отрывочные утверждения о том, что лишь при необходимости в гражданском процессе суд защищает публичные интересы, а прежде всего является посредником <18>, дают почву для заключения, что С.Л. Дегтярев, выстраивая конструкцию суда-посредника, фактически исходил из неоспариваемого положения о том, что в гражданском процессе рассматриваются прежде всего частноправовые споры, в которых диспозитивность сторон существует в пределах их прав. Но на этом этапе рассуждение замыкать нельзя. Гражданский процесс - это публично-правовое отношение, потому что в нем участвует орган государственной власти как властный субъект, имеющий право в установленном законом порядке разрешать спор и силой государственной власти вершить правосудие. Природа спора не может подменять собой характер процессуального правоотношения.
--------------------------------
<17> Другими словами, это обязательный критерий. Продолжая далее логическую цепочку, надо признавать, что, если отсутствует этот характерный признак, значит, такого рода деятельность не является судебной. Но как тогда быть с деятельностью Конституционного и уставных судов, военных судов, а также с деятельностью судов по рассмотрению дел о признании недействующими нормативных правовых актов (гл. 24 ГПК, гл. 23 АПК). Ведь во всех вышеперечисленных вариантах суд посредничеством не только не занимается, но и не должен заниматься.
<18> Дегтярев С.Л. Реализация судебной власти... С. 307.
Нельзя также серьезно рассуждать о том, что государственно-властный орган - суд, непосредственно рассматривающий частноправовой спор, должен настолько находиться под влиянием диспозитивности сторон, чтобы пренебречь нарушаемыми этой диспозитивностью правами и законными интересами других лиц. Обсуждая одну из проблем гражданского права, В.Д. Мочульский совершенно справедливо отметил, что "немыслимо было бы общежитие без права соседства - без обязанности соседей взаимно поступаться неограниченностью своего обладания" <19>. Итак, в рамках материально-правовых отношений эта обязанность предполагается как основа сохранения порядка общества. Однако в спорных случаях ущемленное лицо вправе требовать государственной судебной защиты. Но материально-правовые отношения освобождены от контроля государственным судом непосредственно в процессе их осуществления отчасти и потому, что, по сравнению с отношениями процессуальными, это правоотношения в основном статичные <20>. Поэтому суд дает оценку и контролирует добросовестное использование своих прав правообладающим лицом лишь после того, как иное заинтересованное лицо обратится с соответствующей просьбой (иском). Иными словами, это последующий контроль за обязанностью лица добросовестно пользоваться своими правами. В отличие от материально-правового отношения, не осложненного властным участием компетентного государственного органа, гражданский процесс - это правоотношение в динамике, и, учитывая эту специфику процессуального правоотношения, суд обязан безотлагательно реагировать на попытки распорядиться принадлежащими лицу правами в ущерб правам других лиц. В гражданском процессе суд должен осуществлять оперативный контроль за действиями участников процесса - иное решение вопроса (т.е. контроль последующий либо полное отсутствие властного контроля) уничтожает смысл процессуального порядка разрешения спора. Идея гражданско-процессуальной формы как наиболее гарантированной формы защиты права осуществляется, в частности, через оперативный инициативный контроль суда за распоряжением своими правами заинтересованными лицами.
--------------------------------
<19> Мочульский В.Д. Юридическая природа исков о нарушении права участия частного. Петроград, 1916. С. 18.
<20> Даже в рамках длящихся материально-правовых отношений не происходит существенных изменений в юридическом статусе участвующих в правоотношении субъектов, а ведь именно такие изменения контролирует суд.
Думаю, что единственный критерий, который действительно отличает судебную власть от иных, есть деятельность по осуществлению правосудия. Никто другой (ни законодательная, ни исполнительные ветви власти, ни структурные элементы гражданского общества) правосудие не отправляет. Именно по тому же соображению невозможно применять к органам нотариата термин "превентивное правосудие" (с. 32). Собственно, из-за неточного понимания термина "правосудие" возникает и еще одно недоумение: С.Л. Дегтярев утверждает, что "отличия между судебным и третейскими разбирательствами только в процедуре... т.к. решение подлежит принудительному исполнению в общем порядке... государству достаточно обеспечить в отношении отдельных категорий гражданских дел участие власти только на последнем этапе - исполнения решения, что сейчас и реализовано в ГПК и АПК" (с. 33). Надо добавить, что в качестве основного признака правосудия в автореферате называется справедливость (с. 5, 15), что также кажется мало что объясняющим, поскольку, например, третейские суды руководствуются требованием справедливости как минимум в не меньшей степени <21>. Но вершит ли третейский суд правосудие? Или что тогда правосудие, по С.Л. Дегтяреву? Если отличие между судом и третейским судом лишь в процедуре, то не считает ли он процедуру правосудием? Но отличие природы третейского суда от природы суда государственного автор не указывает, следовательно, полагает, что одна природа тождественна другой. Да ведь и исполнение решения сейчас в ГПК и АПК не регламентируется - это прерогатива ФЗ "Об исполнительном производстве". Вообще, негативное отношение С.Л. Дегтярева к функции правосудия как основной для суда тем более странно, что на с. 23 он упоминает принцип правосудия, считая его общеправовым принципом <22>, а на с. 34 и др. называет основным элементом механизма реализации судебной власти отправление правосудия. Зато такое отрицание понятия "правосудие", какое предлагал М.А. Гурвич, привело к тому, что С.Л. Дегтярев полагает, что "третейские суды выполняют функции судебной власти" <23>. Кристаллизируя эту мысль, С.Л. Дегтярев предлагает распространить свойство преюдиции на факты, установленные решением третейских судов (с. 32). Но природа преюдиции противится этому. Против выступают различия в статусах суда (ст. 118 Конституции РФ) и третейских судов (ст. 3 ФЗ "О третейских судах в Российской Федерации"); в формах разрешения дела - гарантированной процессуальной (ст. 5 ГПК, ст. 1 АПК) и диспозитивной (ст. 19 ФЗ "О третейских судах в Российской Федерации"). В гражданском процессе действует принцип свободной оценки судом всех фактов, исследуемых в процессе (ст. 67 ГПК, ст. 71 АПК), и ни один из них не имеет предустановленной силы. Наконец, публичный характер государственного процесса не дает возможности бесконтрольно (со стороны органа государственной власти - суда) считать установленными факты, которые не были проверены в судебном заседании. Соглашение сторон, признание факта стороной - чем не методы, допускающие частную инициативу сторон в рамках доказывания, но при этом контролируемые государственным судом? Ремарка о том, что отличие государственных судов от третейских состоит только в процедуре (с. 33), игнорирует само понимание процессуальной формы как системы гарантий в государственном гражданском процессе и цели существования таких гарантий в противоположность свободной формы третейского разбирательства, обусловленной иными целями этой форме защиты права; не говоря уже о том, что утверждение С.Л. Дегтярева прямо противоречит как действующему законодательству <24>, так и теории процесса. Третейские суды не вершат правосудия. Различный порядок рассмотрения дела есть лишь следствие коренных отличий в природе государственного суда и суда третейского. "Гражданское судопроизводство принадлежит к области публичного, а не частного права, между тем как третейский суд действительно представляет суд на основании частного, договорного права" <25>. Поэтому так различается наполнение диспозитивности в третейском разбирательстве и гражданском (в широком смысле) процессе. Если в гражданском процессе заинтересованное лицо господствует над правами, императивно определенными для конкретного участника процесса законом (и поэтому контролируемыми судом); то в третейском разбирательстве стороны распоряжаются не только своими правами, но также определяют объем этих прав. Установленные законом минимальные императивные условия третейского разбирательства сопоставимы с теми минимальными условиями, которые устанавливает законодатель для договора, заботясь во всех этих случаях лишь о возможности ясно определить стороны и предмет правоотношения. Принципы третейского разбирательства (ст. 18 ФЗ "О третейских судах в РФ") не обладают той обязательностью, которая характеризует принципы гражданского процесса. Смысл процессуальных принципов - в установлении организации судебной системы, призванной рассматривать гражданские дела, и в определении основных начал самого процесса рассмотрения и разрешения гражданских дел. Ни суд, ни иные участники процесса не вправе отойти от их точного соблюдения. Принципы третейского разбирательства не обладают этой категоричностью: соблюдение, равно и несоблюдение, находится в зависимости от соглашения сторон, поскольку нарушение этих принципов не влечет за собой отмены состоявшегося третейского решения либо отказа в его принудительном исполнении. Совпадение наименования принципов третейского разбирательства с принципами гражданского процесса не является основанием для тождественного толкования, поскольку законодательство о третейских судах наполняет принципы своеобразным содержанием. Требования законности в отношении процедуры третейского разбирательства распространяются на императивные предписания закона о составе третейского суда, форме искового заявления, извещении сторон о третейском разбирательстве, порядке принятия решения и его форме (ст. ст. 3, 23, 27, 32, 33 Закона о ТС, ст. ст. 11, 12, 23, 24, 29, 31 Закона о МКА). В остальном требования законности в отношении соблюдения третейским судом процессуальных предписаний не связаны с точным соблюдением формы процесса, поскольку такая законодательно определенная форма отсутствует. Третейский суд должен соблюдать процедуру, установленную соглашением сторон либо регламентом постоянно действующего третейского суда (ст. 19 Закона о ТС, ст. ст. 19, 34, 36 Закона о МКА). В необходимых случаях третейский суд самостоятельно устанавливает порядок рассмотрения дела (ст. 19 Закона о ТС, ст. 19 Закона о МКА). Применяя право, третейский суд может основывать свое решение только на нормах иностранного государства (ст. 28 Закона о МКА), особое значение при принятии решения имеют правила делового оборота (ст. 6 Закона о ТС, ст. 28 Закона о МКА). В отличи
Сообщение отредактировал Uncle_Sam: 22 September 2010 - 13:06
- 0
#34
Uncle_Sam
Отправлено 23 March 2010 - 15:22
Вторая классификация (по уровню действия) вызывает вопросы в своей необходимости уже потому, что автор сам пишет о том, что "большинство внутригосударственных задач становятся задачами международного уровня". К чему же выделять основание, которое не может служить критерием четкого разграничения? Эта же классификация, учитывающая в качестве задач международного характера положения, закрепленные в ст. 6 Европейской конвенции, вступает в логическое противоречие с классификацией по "превалированию частных или публичных интересов", поскольку соответствующие стандартам Европейской конвенции требования к судопроизводству относит одновременно и к реализации интересов публичного порядка. Дополнительно последняя из упомянутых классификаций устанавливает направленность на реализацию интересов материального права, что мало согласуется с высказанной на с. 9 негативной оценкой принципа объективной истины. Равным образом и право на справедливое судебное разбирательство, включающее в качестве одного из компонентов положение о соблюдении сроков рассмотрения дел, мало согласуется с отстаиваемой С.Л. Дегтяревым позицией о внедрении посреднических процедур в процесс судебной защиты права.
Значительную часть своих размышлений С.Л. Дегтярев основывает на базе категории "институциональность" (с. 7, 8 и др.), предлагает "включить в правовое поле принцип защиты прав, свобод и законных интересов" (с. 10), дает понятие судебной власти (с. 10).
Прежде всего, сосредотачиваясь на введении термина "институциональность" в отношении судебной власти, С.Л. Дегтяреву необходимо ясно определить, в чем конкретно заключается содержание термина как критерия научной классификации.
С.Л. Дегтярев приводит ряд аргументов в поддержку своей идеи. Он пишет о том, что институциональность позволяет говорить о судебной власти не как об абстрактном явлении (ветвь власти, сила), а как о явлении правового характера, позволяющем предметно определить границы судебной власти. Судебная власть в рамках правового явления <29>, по С.Л. Дегтяреву, - это комплексный правовой институт, объединяющий в себе систему норм права, регулирующих правоотношения, возникающие при организации органов судебной власти и при отправлении ими правосудия (с. 10).
--------------------------------
<29> Оценку такого подхода к изучению фактического материала см. ниже.
Итак, если целью является определение границ судебной власти, то это логично осуществлять с помощью норм права и прежде всего положений Конституции. Слова "явление правового характера", не наполненные конкретным содержанием, есть столь же абстрактное понятие, как иные (впрочем, в отношении понятия "ветвь власти" это утверждение некорректно - кажется, есть общее научно-практическое понимание ветвей власти, восходящее к теории разделения властей). "Явление правового характера" к тому же не является объясняющим и индивидуализирующим в отношении судебной власти - с таким же основанием можно применить понятие явление правового характера к упомянутой выше Конституции, это ничего не объясняет. То есть, объясняя, что судебная власть есть явление правового характера, фактически С.Л. Дегтярев пишет, что судебная власть - волевая деятельность государства, регулируемая законом. То есть дает гораздо более обтекаемое, а значит, неточное определение, чем общепринятое понятие судебной власти. Ведь разве нельзя сказать про законодательную и исполнительную ветви власти, что они также представляют собой "явления правового характера"? Затем деятельность государства в лице судебной власти сводится до роли "комплексного правового института". Наконец, надо определиться, когда "комплексный правовой институт" действительно существует и в чем выражена его комплексность. Полагаю, идея "комплексного правового института" обязывает обосновать логическую, природную невозможность существования нескольких правовых институтов вне особенной связи друг с другом. Причем эта связь должна быть столь прочной и столь характерной, что вне ее эти отдельные правовые институты должны терять сами признаки правового института, только тогда можно объяснить, почему среди всех правовых институтов, находящихся между собой в определенной связи (по самому определению правового регулирования всей совокупности правоотношений), вдруг выделяется некая группа правовых институтов, чья более тесная, чем в прочих случаях, связь между собой является их характеризующим признаком. И еще надо учитывать, что закрепление в различных нормативно-правовых актах многообразных норм, касающихся одного субъекта (или объекта), не дает оснований к соединению всех этих норм в некий "комплексный правовой институт".
С.Л. Дегтярев думает, что "учет институциональности судебной власти при характеристике судебной власти позволяет выделить явления и степень их влияния на функционирование судебной власти" (с. 17). Явления чего именно и влияние на что должна объяснить абстрактная институциональность, не говоря уже о степени работа С.Л. Дегтярева ответа не дает. Если предположить, что С.Л. Дегтярева интересует структурирование полученных знаний, то это ведь общее логическое требование. Систематизация же проводится по общим законам логики, а не на основе институциональности.
Далее, С.Л. Дегтярев считает, что выделение функций судебной власти связано с необходимостью учета институциональности. Между тем основное направление деятельности судебной власти (ее функция), как одной из ветвей государственной власти, является следствием потребностей государства, а не институциональности.
Из Конституции РФ (ст. 118) следует, что функцией судебной власти является правосудие. Ее раскрытие для гражданских дел (в широком смысле) содержится в ст. 2 АПК, ст. 2 ГПК. Нетождественность компетенции каждого из уровней судов всех ветвей судебной системы Российской Федерации в совокупности позволяет осуществлять правосудие в рамках гарантированной процессуальной формы. Мысль понятна. Но для чего же вводить в данном случае новое понятие? Разве без него страдает изучение данного вопроса? В науке гражданского процесса, кажется, присутствует понимание того, что вопрос обязанностей, которые лежат на судах, необходимо изучать системно. Наоборот, введение данного понятия даже вредно, поскольку его замкнутость не учитывает разграничения компетенции между государственными судами, общественными организациями, полномочными рассматривать споры, и административными органами, наделенными такой же компетенцией. Сосредоточенность исключительно на полномочиях различных судов в рамках судебной системы в гораздо меньшей степени позволит выделить специфичность функций именно судебной власти. Вот пример применения неверной логической схемы: на с. 17 указывается, что "судебная деятельность заключается в том, что суд (судья) должен выслушать заинтересованных в разрешении конфликта лиц и вынести свое решение на основании действующей системы права, поскольку лишь ему предоставлены такие полномочия". Двойная ошибка: во-первых, эти же действия совершают третейские суды и административные органы, рассматривающие дела и при этом не вершащие правосудия; во-вторых, судебное решение выносится на основании норм права, а не системы права.
Последний довод: институциональность и ее степень есть признак, характеризующий судебную власть, это позволяет судить о развитии данного правового явления, выделять составляющие элементы судебной власти, механизм реализации судебной власти. Вновь возвращаемся к тому, что этот признак называется характеризующим, т.е. индивидуализирующим судебную власть от прочих ветвей власти. В целях ясной аргументации повторю довод о том, что вертикальная структура и объем властных полномочий (компетенции) в прямой зависимости от места в системе вертикали характерны не только для судов, но для законодательных и административных органов. Затем, конечно, вызывает сомнение довод о том, что степень институциональности есть признак развития судебной власти. Если понимать институциональность в той последовательности, которую определяет С.Л. Дегтярев, то степень институциональности может характеризовать лишь бюрократичность, поскольку сама по себе система судов не гарантирует ничего - ни повышенной степени законности (в противном случае решения в любой двухуровневой судебной системе менее законны, чем в трехуровневой); ни повышенной степени эффективности работы судов (иначе некоторая наиболее эффективная модель судебной системы стала бы универсальной или как минимум преобладающей, лишившись специфичности национального законодательства и в любом случае была бы более эффективной).
(Продолжение статьи в следующем номере)
Сообщение отредактировал Uncle_Sam: 22 September 2010 - 13:05
- 0
#35
Nestoliy V.G.
Отправлено 23 March 2010 - 15:59
В случае отказа в иске защищается интерес ответчикаПоэтому в случае отказа в иске никакой защиты права быть не может.
защита может быть дана и в форме возражений против иска
Добавлено немного позже:
например закон дает возможность ответчику возражать против возврата исполнения по натуральному обязательству
поэтому и натуральное обязательство защищается, но не иском, а возражением против иска
- 0
#36
mooner
Отправлено 23 March 2010 - 21:11
Давайте еще раз определимся с тем, что понимать под защитой.В случае отказа в иске защищается интерес ответчика
защита может быть дана и в форме возражений против иска
О своем понимании я уже говорил.
Если говорить о том, что отказ в необоснованном иске защищает интересы ответчика, то можно с таким же успехом говорить и о том, что отказ лица в удовлетворении внесудебного требования (претензии) также защищает его права.
Кроме того, когда возникает интерес ответчика в защите от необоснованного иска?
Очевидно, что тогда, когда этот иск предъявлен. Получается, что этот интерес носит процессуальный характер, поскольку до предъявления иска все требования потенциального истца носят лишь формальный характер.
Опять же, речь идет только об обоснованности/не обоснованности иска.например закон дает возможность ответчику возражать против возврата исполнения по натуральному обязательству
поэтому и натуральное обязательство защищается, но не иском, а возражением против иска
- 0
#37
vosk777
Отправлено 16 September 2010 - 02:40
- 0
#39
Uncle_Sam
Отправлено 16 September 2010 - 09:59
(Окончание. Начало см. "Юридическое образование и наука", 2009, N 4)
В данной статье рассматривается проблемный вопрос диссертаций - историзм. Автор считает, что, не будучи профессиональными историками, ученые-процессуалисты в работах по гражданскому процессу часто обращаются к исторической части, не обладая необходимыми познаниями в данной области, что приводит к необоснованности выводов с точки зрения исторической науки. Автор указывает на отсутствие в историческом обзоре диссертаций материалов судебных дел различных исторических периодов. Автор раскрывает этот вопрос на примере анализа монографии С.Л. Дегтярева, который считает, что результаты деятельности судебной власти позволяют судить о реально существующей системе права, и выделяет шесть этапов развития права, каждый из которых подробно анализируется в статье. Также поднимается вопрос о праве лица распоряжаться выбором способа защиты права (охраняемого законом интереса), который автор рассматривает с точки зрения гражданско-процессуального законодательства, затрагивается проблема конкуренции исков, которые автор также анализирует в рамках монографии С.Л. Дегтярева, указывая на его погрешности в рассмотрении данного вопроса.
Что положено в основу такой тенденции, если считать обращение к историческому материалу не простым желанием наполнить объемом страницы диссертации? Действительно, "юрист пользуется историей. Вторая наука юриспруденция, которая учит благонравию и обязанности каждого перед Богом, перед самим собой и другими, следственно, приобретению спокойности души и тела. Но не может никакой юрист мудрым назван быть, если не знает прежних толкований и прений о законах естественных и гражданских. И как может судья право дела судить, если древних и новых законов и причин применениям не знает? Для того ему нужно историю законов знать" <1>. Однако причины применения закона не содержатся в самом законодательном акте, а сопряжены со всеми общественно-политическими процессами, происходящими в данный период времени, да и само законодательное установление требует его иллюстрации практикой правоприменения. Наши современные исторические обзоры представляют собой, как правило, отрывочное перечисление некоторых законодательных источников или, чаще, воспроизведение исторических обзоров И.Д. Беляева, Н.Л. Дювернуа, А.П. Лопухина, А. Куницына и др. Прямого обращения к законодательным источникам (особенно к источникам до 1864 г.) в работах по гражданскому процессу практически нет <2>, как нет обращения к современным историческим исследованиям, основанным на последних археологических, архивных и иных изысканиях. Не могу также назвать ни одного исторического обзора среди диссертаций по гражданскому процессу, в котором не то чтобы анализировались, но хотя бы упоминались материалы судебных дел соответствующих периодов. А в итоге отрывочное обращение к части исторического материала (в лучшем случае) приводит к искаженному представлению о сути исследуемого объекта.
--------------------------------
<1> Татищев В.Н. История Российская. URL: http://www.bibliotek...Tatishcev/1.htm.
<2> Так, С.П. Платонов дает следующий ориентир по минимуму источников, привлекаемых для изучения русского юридического быта допетровской эпохи (из этого перечня мной уже сделаны изъятия, к законодательству о гражданском процессе явно не относящиеся: 1) Государственные акты, например договоры, памятники древнерусского законодательств, Судные грамоты Новгорода и Пскова, Судебники и Соборное уложение царя Алексея Михайловича; в сфере церковного суда и администрации действовали сборники законодательства церковного (Кормчая книга и др.); 2) административные грамоты, в том числе уставные и губные, указные книги приказов; 3) челобитья; 4) грамоты частного гражданского быта; 5) памятники судопроизводства; 6) приказные книги (один вид их - указные книги - уже упомянут). См.: Платонов С.П. Полный курс лекций по русской истории. URL: http://www.magister....lats002.htm#gl1.
Природа судебной власти всегда императивная. Власть эта суверенная, не зависящая от воли тяжущихся. Если исследователь считает нужным дать историческую оценку судебной власти в судьбе России, ограничившись только законодательным источником, тем более фрагментарным, реального достижения цели исследования не обеспечит - обстоятельной исторической оценки такого сложного вопроса лишь по законодательным источникам достичь нельзя, хотя, конечно, исторический обзор законодательного регулирования судебной власти допустим <3>. Изучая самые начала права, на первом курсе студенты-юристы учат, что право - явление цивилизации <4>, юридическое толкование нормы права есть раскрытие содержания закона, юридических норм и в качестве обязательного элемента включает социально-исторический анализ, который, как и иные способы толкования, необходимо использовать в совокупности, в комплексе <5>. Резоны, которыми руководствуется исследователь, отказываясь от этого общего правила, должны быть ясно высказаны и мотивированы. Поэтому серьезное сомнение вызывает научная ценность попытки рассмотреть судебную власть в дистиллированном состоянии, по ограниченному количеству источников, не учитывая при этом "внеправовых (например, политических, исторических)" составляющих (с. 10). Относительно целесообразности применения термина "явление правового характера" доводы приведены несколькими страницами выше. Сам С.Л. Дегтярев, обращаясь к современному периоду, полагает, что результаты деятельности судебной власти (выделено мной. - Е.С.) позволяют судить о реально существующей системе права, его границах, реально действующих субъективных правах и обязанностях субъектов права (с. 25). Слишком явны различия в подходах, чтобы не обратить на них внимания - оценка современного состояния судебной власти дается по конкретным результатам судебной деятельности; оценку прошлых времен предполагается делать по законодательным источникам и, если опираться на последнюю из приведенных цитат С.Л. Дегтярева, то очевидно, что его исторический анализ исключает знание о реально существовавшей картине (а потому вновь возникает вопрос о целесообразности такого исследования и, как следствие, предлагаемой классификации). Действительно, объем источников определяет цель периодизации, поэтому, строго говоря, в каких-то ясно определенных случаях можно ограничиться только законодательными актами (например, при анализе законодательного регулирования оснований и порядка отвода судей, установления мер принудительного исполнения и др.); в иных случаях ограничение исследования только законодательными источниками к достижению поставленной цели не приведет.
--------------------------------
<3> Законодательство - всегда некая идеальная модель, поэтому такая оценка будет скорее анализом модели, к которой стремился законодатель в тот или иной период.
<4> См.: Алексеев С.С. Теория права. М.: БЕК, 1995. С. 98.
<5> См.: Алексеев С.С. Азбука права // Право: азбука - теория - философия: опыт комплексного исследования. М.: Статут, 1999. С. 128, 130, 137.
Рациональное знание предполагает систематизацию, но не ради ее самой, а в целях познания исследуемого. В истории вопрос периодизации и классификации является крайне острым, однако любой историк, начиная свой труд, объясняет критерии, которым он подчиняет и на основании которых он устанавливает особые этапы исторического развития общества в целом либо отдельных его институтов. Применяя избранный критерий, он объединяет исторические факты по принципу некоего единства по отношению к этому критерию. Удается ли такая ответственная систематизация в работах, лишь частью затрагивающих исторические вопросы?
Иллюстрация из работы С.Л. Дегтярева - третье положение, выносимое на защиту. Автором выделяются "этапы развития отдельных элементов судебной власти в России" (с. 8, 17 - 18) с учетом "институциональности и отношения к категории "справедливость" (с. 8, 16 - 17) и называются шесть этапов развития права <6>. Три важных вопроса, на которые следует ответить: 1) каково обоснование таких критериев периодизации; 2) допустимость применения указанных критериев ко всему историческому материалу; 3) реальная научная цель такой классификации.
--------------------------------
<6> Эти шесть этапов названы на с. 8 в числе тезисов, выносимых на защиту. На с. 18 последний этап ("современный период") исчезает. Полагаю, что это все же допущенная небрежность в тексте, а не научная позиция отнесения современного законодательства к советскому периоду.
Объектом исследования С.Л. Дегтярев называет "отдельные элементы судебной власти" (с. 8), но каковы они - не объясняет, так же как не мотивирует саму возможность проводить классификацию по "отдельным элементам". Далее, в основу классификации положены два критерия (более того, сам по себе первый критерий - "институциональность" - состоит из двух, не связанных между собой критериев: критерия процессуальной формы и критерия организации и деятельности судебных органов, не связанных непосредственно с отправлением правосудия (с. 7)). Как основа классификации, множественность может действовать только в случае, если ее составляющие являются логически связанными и взаимодополняющими (по сути, тогда речь идет об одном сложносоставном критерии), но такую связь С.Л. Дегтярев не обнаруживает и не обосновывает, как не обосновывает и необходимость проведения классификации по выбранным критериям. Дополнительно отмечу, что сама формулировка критерия "институциональность", даваемая на с. 7 автореферата, исключает его применение к законодательству до XX в., поскольку С.Л. Дегтярев указывает в качестве составляющего содержание этого термина "четко определенный и закрепленный в федеральном законодательстве (выделено мной. - Е.С.) порядок организации...". Очевидно, что до Новейшего времени федерации в нашей истории не существовало, а потому к основной части исторического материала прямо этот критерий неприменим.
Однако неясен и второй критерий. Построение периодизации "с учетом институциональности и отношения к категории "справедливость" не дает ответа на вопрос, к чему будет относиться второй критерий. Что будет анализироваться на предмет соответствия "справедливости" - "институциональность" или "отдельные элементы судебной власти"? Следующая неясность научного понятийного аппарата: как образован научный критерий "справедливость", из каких компонентов он состоит? Диссертация ответа на этот вопрос не дает: определение на с. 27 лишено какой бы то ни было конкретики <7>. С.Л. Дегтярев указывает, что сравнительно-исторический анализ проводится им в современном понимании судебной власти на различных этапах развития государства и права в России (с. 5), но на с. 10 отказывается от того, чтобы использовать соответствующие данные при анализе понятия "судебная власть".
--------------------------------
<7> Предлагается: "справедливость на настоящий момент следует рассматривать как комплексное правовое явление, общеправовой принцип, который взаимосвязан с важнейшими международными принципами отправления правосудия, признаки которого отражаются в правоприменительной практике".
С.Л. Дегтярев называет справедливость в качестве признака природы правосудия (с. 5). Применение различных критериев для отдельных этапов в научной классификации невозможно. Но если предполагать, что этот критерий одинаков для всех исторических этапов, то что же понимать под ним - современное толкование? <8>. В ст. 1 Устава ООН справедливость называется скорее этическим, нежели правовым понятием <9>, сходно применение этого термина в ст. 34 Земельного кодекса РФ <10>, ст. 5 СК РФ <11>, ст. 6 УК РФ <12>. Ориентироваться на судебное толкование также вряд ли возможно. Так, С.Л. Дегтярев утверждает, что "справедливость результатов судебной деятельности определяется уже не государством... а "международной судебной властью" <13>. Это утверждение, во-первых, прямо противоречит пониманию справедливости, даваемому ЕСПЧ, который в своих решениях ясно указывает, что "относительно жалоб заявителя на справедливость приговора Суд отметил, что его задачей не является пересмотр предполагаемых ошибок при определении фактов и применении права национальными судами. Суд оценивает только то, насколько процедура рассмотрения дела соответствовала принципу справедливости" <14>, а "такие характеристики процесса, как справедливость, публичность, динамизм, лишаются смысла, если нет самого судебного разбирательства" <15>. Иными словами, "справедливость" в понимании ЕСПЧ тяготеет именно к созданию равных процессуальных условий для спорящих сторон и установлению обстановки, обеспечивающей принятие решения независимым судом и его исполнение, - именно по этим формальным признакам и проверяется работа судебной системы. Качественной переоценки решения не происходит, следовательно, утверждать, что этот орган (ЕСПЧ) осуществляет проверку справедливости, необоснованно, поскольку лишь на форме разрешения спора не может замыкаться понимание справедливости. Дополнительно отмечу, что вопрос соотношения суверенитета государства и власти международных судебных органов в смысле довлеющего приоритета последних не столь однозначен и требует дополнительной правовой оценки.
--------------------------------
<8> Как и предлагает автор, уклоняясь, впрочем, от его определения.
<9> "Организация Объединенных Наций преследует цели: поддерживать международный мир и безопасность и с этой целью принимать эффективные коллективные меры для предотвращения и устранения угрозы миру и подавления актов агрессии или других нарушений мира и проводить мирными средствами, в согласии с принципами справедливости и международного права, улаживание или разрешение международных споров или ситуаций, которые могут привести к нарушению мира". См.: Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XII. М., 1956. С. 14 - 47.
<10> "Органы государственной власти и органы местного самоуправления обязаны обеспечить управление и распоряжение земельными участками, которые находятся в их собственности и (или) в ведении, на принципах эффективности, справедливости, публичности, открытости и прозрачности процедур предоставления таких земельных участков".
<11> "В случае если отношения между членами семьи не урегулированы семейным законодательством или соглашением сторон и при отсутствии норм гражданского права, прямо регулирующих указанные отношения, к таким отношениям, если это не противоречит их существу, применяются нормы семейного и (или) гражданского права, регулирующие сходные отношения (аналогия закона). При отсутствии таких норм права и обязанности членов семьи определяются исходя из общих начал и принципов семейного или гражданского права (аналогия права), а также принципов гуманности, разумности и справедливости".
<12> "Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного".
<13> Дегтярев С.Л. Реализация судебной власти... С. 47.
<14> Обзор решений Европейского суда по правам человека по российским жалобам за июль 2006 г. Fadin v. Russia. URL: http://www.echr.ru/s...074/2464074.htm.
<15> Голдер (Golder) против Соединенного Королевства. Судебное решение от 21 февраля 1975 г. URL: http://www.echr.ru.
Конституционный Суд РФ в ряде постановлений также концентрируется на оценке условий вынесения решения по делу <16>, что, в общем-то, объяснимо: проверить правильность соблюдения норм материального и процессуального права возможно, говорить о проверке справедливости - вряд ли реально.
--------------------------------
<16> См.: Постановления Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 г. N 2-П "По делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 ГПК РФ в связи с запросом Кабинета Министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ "Нижнекамскнефтехим" и "Хакасэнерго", а также жалобами ряда граждан"; от 18 июля 2008 г. N 10-П "По делу о проверке конституционности положений абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона "О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)" в связи с жалобой гражданина В.В. Михайлова"; от 28 февраля 2008 г. N 3-П по делу о проверке конституционности ряда положений статей 6.1 и 12.1 Закона Российской Федерации "О статусе судей в Российской Федерации" и статей 21, 22 и 26 Федерального закона "Об органах судейского сообщества в Российской Федерации" в связи с жалобами граждан Г.Н. Белюсовой, Г.И. Зиминой, Х.Б. Саркитова, С.В. Семак и А.А. Филатовой; от 12 июля 2007 г. N 10-П по делу о проверке конституционности положения абзаца третьего части первой статьи 446 ГПК РФ в связи с жалобами граждан В.В. Безменова и Н.В. Калабуна // СПС "КонсультантПлюс".
То, о чем пишет С.Л. Дегтярев, сводится к общему положению о том, что закону (любому - процессуальному, материально-правовому) необходимо быть справедливым.
Но возвратимся к предложенному "критерию справедливости" в качестве основания классификации. Очевидно, что в современном толковании критерий "справедливость" нельзя применять к законодательству как минимум вплоть до середины XIX в., или это будет анализ с заранее предрешенной негативной оценкой (как "несправедливой") хотя бы по тому основанию, что до этого периода в России существовали сословные суды (впрочем, сохранившиеся в качестве обычных судов и после реформы 1864 г.), а потому не было равного процессуального положения всех лиц, и уже одно это не позволяет применять критерий "справедливость" в его современном понимании. Между прочим, эти сословные крестьянские суды представляли собой эталон того суда, о котором пишет С.Л. Дегтярев. Крестьяне решали дела "по справедливости", прилагая все усилия, чтобы спор закончился миром, достигая при этом блестящих результатов: в некоторых волостях миром заканчивались все дела; наименьший результат - две трети дел оканчивались мировым соглашением <17>. Немыслимый для сегодняшнего дня результат! Но объясняется он прежде всего не иными правовыми условиями, а другими условиями социально-экономического и нравственного быта. С точки зрения социально-экономической крестьяне жили в замкнутом пространстве неизбежной связанности друг с другом, а стало быть, и зависимости друг от друга <18>. В нравственном отношении само состояние тяжбы считалось позорным: не случайно наиболее употребительное правило разрешения спора в крестьянских судах называлось "грех пополам" и чаще распространялось лишь на христиан <19>. Поэтому-то верно считать, что посредническая деятельность органа, рассматривающего спор, порождается потребностью сторон; наоборот, законодательное установление обязанности посредничества таким органом потребности в его применении не вызовет.
--------------------------------
<17> См.: Пахман С.В. Обычное гражданское право в России. М., 2003. С. 318 - 319, 328 - 329.
<18> См.: Энгельгардт А.Н. 12 писем из деревни. М.: Наука, 1999.
<19> См.: Там же. С. 348 - 358.
Итак, термин "справедливость", хотя и употребляется в праве, все же относится к категории не научной, а нравственной. Существование понятия "справедливость" на протяжении веков не означает его одинакового понимания в разное время (и С.Л. Дегтярев с этим согласен) <20>, как не означает и одинакового толкования термина "справедливость" современниками. С точки зрения современного человека отсутствие сословных судов есть признак справедливого судебного разбирательства, но с точки зрения человека, например, XV столетия сословный суд сам по себе не есть признак суда несправедливого. То есть, придерживаясь норм исторической науки, необходимо установить, когда тот либо иной критерий начал действовать и действует ли он на протяжении всего изучаемого времени. Если же воспринимать справедливость как центральную идею судебной деятельности, то в Российском государстве право всегда стремилось решать идеальные цели. В этом смысле российский законодатель и русская политическая мысль, начиная с самых ранних из сохранившихся письменных свидетельств <21>, ратовали за суд идеальный, а потому по данному критерию периодов в русской истории выделено быть не может - это все единый путь достижения идеальной цели - суда скорого и справедливого - и наша национальная судебная система в этом абсолютно схожа с любой другой судебной системой мира <22>.
--------------------------------
<20> См.: Дегтярев С.Л. Реализация судебной власти... С. 24.
<21> См.: Поучение архиепископа Луки Жидята к братии: "судите суд по правде... лжи послух не буди" (не позже 1059 г.) // Златоструй. Древняя Русь X - XIII веков. М., 1990. С. 152. Из Изборника 1076 г.: "Разумно судьям подобает выслушать обе стороны, ибо нельзя решить справедливо второпях и без внимания; вдумайся в спор спокойно, суд твори не спеша". URL: http://www.bibliotekar.ru/rus/46.htm.
<22> С.С. Алексеев отмечает "стремление утвердить в жизни справедливость, охватывающую истину и правду" в юридических документах всех эпох и народов (см.: Алексеев С.С. Теория права. С. 62 - 63).
Однако даже эти крайне спорные критерии не применяются С.Л. Дегтяревым ко всему исследуемому материалу (ниже будет рассмотрен каждый этап периодизации особенно). Практической научной цели классификации С.Л. Дегтярев не обнаруживает, ее результаты не выделяет, области применения не очерчивает. Без точно определенных объекта исследования, критериев оценки, задач исследования реальной научной цели (как и научной ценности) классификация не имеет.
Тем не менее считаю необходимым обсудить результаты этого классифицирования с фактической точки зрения, поскольку анализ материалов автореферата и монографии дает почву для нескольких важных заключений.
Выделенные С.Л. Дегтяревым этапы в целом совпадают с традиционным взглядом на периоды развития государственной власти в России, несколько, впрочем, отличаясь своей укрупненностью, однако в основе принятых в исторической науке выделений этих периодов находятся совершенно иные критерии. Тогда логичен вопрос: почему, основываясь на других критериях, к тому же применяемых столь исторически неточно, с минимальным использованием фактических данных <23>, С.Л. Дегтярев приходит ровно к тому же результату периодизации, что и историческая наука?
--------------------------------
<23> См.: Дегтярев С.Л. Реализация судебной власти... С. 17 - 50.
Обращаясь непосредственно как к содержанию материала, положенного в основу анализа, так и к сделанным выводам в отношении каждого из выделенных этапов, отмечу ряд недостатков, первые из которых - фактические и логические ошибки. Однако важно также проследить, как применяются самим С.Л. Дегтяревым критерии "справедливость" и "институциональность" к историческому материалу.
В периоде, названном автором древнерусским правом, С.Л. Дегтярев указывает, что судебный процесс формировался из норм обычного права, а не права писаного <24>. Это справедливо. Но констатация не освобождает исследователя от поиска фактов и не открывает дорогу воображению. Например, автор говорит, что основной целью органов государственной власти являлась не сама судебная деятельность, а лишь участие в этой деятельности с целью получения кормления <25>, но ниже отмечает, что "основной целью в лице княжеского суда было устранение конфликтов на подвластных князю территориях своим авторитетом, который единственно признается правильным (правдой)... второй целью являлось кормление князя" <26>.
--------------------------------
<24> См.: Там же. С. 17.
<25> См.: Там же. С. 22.
<26> Там же. С. 23.
Во-первых, необходимо отметить некорректность применения терминов "органы государственной власти", "судебная власть" и одновременно обобщающего смешения различных форм и способов управления для исторического периода, называемого "Древняя Русь". Государства как единой централизованной иерархичной системы власти с выделенными специально - уполномоченными компетентными органами еще не существовало, как не существовало и единого источника "судебной власти", принадлежавшей в то время различным, между собой не связанным субъектам. Управление на территории, которую мы называем Древней Русью, не было монолитным - существенно отличались формы правления Новгорода от Киева, Чернигова от Пскова и т.д. Более того, на одной и той же территории (и С.Л. Дегтярев об этом упоминает) <27> одновременно существовало несколько законных властных центров. И вот теперь давайте ответим на следующий вопрос: каковы признаки государственной власти? Во-первых, это власть легитимная. Во-вторых, она обладает наивысшей, по сравнению с иными источниками власти, силой, что обеспечивается суверенитетом и окончательностью принимаемых решений (совершаемых действий), а также возможностью принуждения. Так, если мы применим эти критерии не к суду князя <28>, а к суду вече (который был общераспространенным институтом управления), разве изменится качественная оценка компетенции вече как органа, полномочного рассматривать тяжбу? Но тогда и общее положение о цели участия (получение кормления) является ложным - очевидно, что для вече цель участия была не кормление. Далее, суд помимо вече и князя <29> вершили епископы и выборные люди, а также некоторые иные органы (различная подведомственность властных центров сохраняется от Русской Правды до Псковской и Новгородской судных грамот <30>). Оговорка о том, что гражданские иски не принадлежали суду вече (со ссылкой на А. Куницына), является неточной с точки зрения исторической науки: ст. 4 Псковской судной грамоты, ограничивающая право вече, относится к XV в. <31>, до этого вече было вполне правомочным решать любые наиболее значимые вопросы, в том числе гражданско-правового характера. Дошедшая редакция Новгородской судной грамоты, не называющая вече в качестве судебных ведомств (ст. ст. 1 - 4) <32>, также относится к XV в. (1440 - 1471 гг.), а потому категорически утверждать о непринадлежности гражданских дел вече в период Древней Руси нельзя.
--------------------------------
<27> См.: Там же. С. 19.
<28> Княжеская власть (суд князя) произвольно избирается автором как прообраз будущей судебной власти. Это ничем не обоснованный выбор, поскольку в этот период власть князя не везде обладала признаками доминантной государственной власти; иные институты управления обществом и государством могут служить как минимум не меньшим образцом прообраза будущей судебной власти.
<29> С.Л. Дегтярев относит эти документы XV в. к периоду древнего права, не доказывая никак этот подход в рамках им созданной классификации.
<30> См.: Там же. С. 19.
<31> См.: Российское законодательство X - XX веков. Т. 1. Законодательство Древней Руси. М.: Юрид. лит., 1984.
<32> См.: Новгородская судная грамота // Российское законодательство X - XX веков. Т. 1. С. 304 - 308.
Фактическая ошибка также допущена в толковании посаднического суда, понимаемого как суд не имеющего самостоятельной роли в судебной деятельности наместника князя <33>. Во-первых, не указывается, о посадническом суде какой земли идет речь. А исторические данные конкретных земель дают сведения, прямо противоположные утверждениям С.Л. Дегтярева. Так, договорные грамоты Великого Новгорода с князьями 1264 - 1265 г., 1270 г. представляют фигуру посадника не только вполне самостоятельной, но даже контролирующей суд князя <34>. Значит, говорить об обобщенном понимании посаднического суда как зависимого от князя, даже если С.Л. Дегтяревым и будут предоставлены необходимые исторические сведения в отношении отдельных земель, нельзя.
--------------------------------
<33> См.: Дегтярев С.Л. Реализация судебной власти... С. 19.
<34> См.: Судебная власть России. История, документы: в 6 томах. Т. 1. М.: Мысль, 2003. С. 96 - 97.
В монографии утверждается, что "с точки зрения институциональности судебной власти сама деятельность <в исторический период Древней Руси> наименее формализована... так как определяется общими правилами (обычаями)" <35>. Это утверждение также неверно, поскольку формализм обычного права ничуть не менее значим для правоприменителя, чем формализм права писаного. Наличие же обычной формы при разрешении дела подтверждают письменные источники. Аргумент о том, что в период Древней Руси "участников спора интересует результат разрешения спора, но не сама процедура" <36>, не выдерживает критики. Кого, кроме ученых-процессуалистов, интересует процедура? В любое время, для любого лица, обращающегося в суд, фактический интерес представляет именно результат разрешения спора. Но точно так же во все времена тяжущееся лицо приискивает все средства для того, чтобы выиграть процесс, - и в этом смысле интересуется порядком решения его дела. В опровержение двух вышеназванных тезисов С.Л. Дегтярева, а также и в опровержение тезиса о том, что в этот период "решение по существу... осуществлялось правителем, судебным органом по своему внутреннему убеждению" (т.е. не учитываются варианты поля), адресую его к берестяным грамотам XI - рубежа XII - XIII вв. <37>.
--------------------------------
<35> Дегтярев С.Л. Реализация судебной власти... С. 24.
<36> Там же. С. 24.
<37> См.: Берестяные грамоты XI - рубежа XII - XIII вв. / Подг. текста А.А. Зализняка и Т.В. Рождественской; пер. и коммент. А.А. Зализняка. См. грамоты N 2, 109, 238, 246, 502, 531. URL: http://lib.pushkinsk...aspx?tabid=4948.
Отмечу, что нормы Псковской судной грамоты, наравне с Новгородской судной грамотой и позднейшими договорными грамотами Великого Новгорода с князьями, по критерию развития процессуального законодательства гораздо ближе к московским судебникам (особенно к Судебнику 1497 г.), а потому весьма спорно их включение в "древнерусский" период по критерию "институциональности". Но как сам С.Л. Дегтярев применил избранные им критерии к этому периоду? По существу, критерий "институциональность" применяется как мерило развития процессуальной формы, однако делается утверждение об отсутствии формализации статуса лица, разрешающего спор в связи с его определением нормами обычного права <38>. Что такое "формализация статуса лица", не поясняется. Учитывая, что первоначально (с. 7) в качестве компонента критерия "институциональность" указывался "порядок организации и деятельности", трудно считать надлежащим применение первого критерия. Второй критерий - "справедливость" - упоминается, исходя из предполагаемого С.Л. Дегтяревым "интереса к разрешению спора", но не применяется к фактическому материалу, а сразу же отождествляется с итогом его рассмотрения <39>. Крайне странным при этом выглядит упоминание об итоге рассмотрения спора как признаке справедливости в период древнерусского права, но исходящем, в частности, от царя, сената и императора <40>.
--------------------------------
<38> По поводу этих доводов выше уже были приведены аргументы о формализме обычного права, а также о закреплении в письменных источниках порядка организации и компетенции отдельных субъектов, производящих суд.
<39> См.: Дегтярев С.Л. Реализация судебной власти... С. 24. Это также противоречит фактическому историческому материалу. Во-первых, если бы результат рассмотрения спора действительно воспринимался как справедливость, то не было бы ни законодательного понятия "пересуд"; ни конкуренции решений вече (см., например: Новгородская первая летопись старшего извода за 1342 год).
<40> См.: Дегтярев С.Л. Реализация судебной власти... С. 24.
Сообщение отредактировал Uncle_Sam: 22 September 2010 - 13:08
- 0
#40
Uncle_Sam
Отправлено 16 September 2010 - 10:19
--------------------------------
<41> См.: Там же. С. 25 - 26.
<42> Например, сравни начальные положения Двинской и Белозерской уставных грамот с аналогичными положениями Судебников 1497 и 1550 гг. (порядок принятия актов, виды, порядки и условия рассмотрения дел).
Такой же довод относим к зарождению общественных институтов как форм общественного влияния, которые могут оказывать воздействие на принятие решений в конкретном государстве. Вчерне общественный институт - это всегда форма самоуправления в определенном обществе. Учитывая, что предметом изучения является суд, государственные и общественные институты должны рассматриваться как институт влияния применительно к системе рассмотрения споров. Но тогда надо признать, что общественные институты в Московском государстве не зарождались, а, будучи достаточно оформленными в предыдущее время, наоборот, сначала лишь удерживали, а потом, к царствованию Алексея Михайловича, снижали свое влияние. Но параллельно Московскому государству, вплоть до конца XV в., переживали свой расцвет Новгородская и Псковская республики, бывшие на нашей территории образцом влияния общественных институтов того периода на государственное управление - и здесь нет возможности говорить о "зарождении" в отношении вполне зрелого института: Псковская и Новгородская судные грамоты принимаются на вече. Какой зарождающийся институт может обеспечить принятие и реализацию одного из важнейших законов, регулирующих жизнь всего общества?
А что же понимать под "развитием частного права"? Появление частной собственности? Очевидно, нет - она возникла гораздо раньше. Значит, под развитием частного права понимается государственная регламентация правомочий собственника и охраны его права. В этом смысле развитие частного права есть не что иное, как элемент развития все того же государства, которое, приобретая и утверждая силу своей власти, начинает вторгаться в сферу частной инициативы своей регламентацией.
Относительно применения критериев "институциональность" и "справедливость" С.Л. Дегтярев считает, что в этот период появляется "новая цель отправления правосудия - организационная" <43>, институциональность судебной власти "связана с приданием ей легитимности", а также "возможности контролировать судебные органы через складывающиеся общественные институты" и "возможности сомневаться в справедливости судебных решений" <44>.
--------------------------------
<43> Дегтярев С.Л. Реализация судебной власти... С. 28. Доводы о соотношении организации работы судебной власти и правосудия были высказаны выше.
<44> Там же. С. 32.
Выше уже было сказано о действительных периодах возникновения государственных и общественных институтов, а также о праве обжалования. Целью правосудия никогда не была и не может быть организация системы - эта цель может стоять перед государством. Целью правосудия на все времена является защита и восстановление нарушенного права путем вынесения законного и обоснованного решения. Если же только допустить, что "цель отправления правосудия - организационная", то получится самоуничтожающая замкнутость: судебная система существует для собственного организационного развития.
Помимо этого, неясно применение термина "легитимность": судебная власть всегда легитимна и по своей природе, и по своей форме, независимо от того, кто и в каком порядке этот суд осуществляет; а поэтому вождь первобытного общества, дающий суд своим соплеменникам, ничуть не менее легитимен, чем верховный суд любой цивилизованной страны.
Ссылка на то, что обжалуется в основном несправедливость в действиях судебных органов, а не сами судебные решения, не говоря уже о "праве сомневаться" <45>, не объясняет, к какому фактическому материалу применяется критерий "справедливость", в чем заключается отличие этого периода от предыдущего.
--------------------------------
<45> Там же. С. 32.
В третьем этапе объединены для анализа судебное законодательство Петра Первого и разнящиеся с ним законы, принятые в рамках реформы М.М. Сперанского - в работе С.Л. Дегтярева непосредственно от законодательных инициатив Петра Первого происходит прямой переход к реформам М.М. Сперанского. Минуются иные важные законодательные реформы, прежде всего судебный указ Анны Иоанновны и законодательство Екатерины II <46>. То есть, сообразуясь с предложенной логикой исследования, в этом полуторавековом периоде выделяются (и объединяются) два акцента - малоудавшаяся судебная реформа Петра Первого и реформа М.М. Сперанского. Даже если безоговорочно принять критерии классификации, предложенные С.Л. Дегтяревым, исторические факты не позволяют объединять эти периоды в нечто единое в смысле анализа системы разрешения споров в нашей стране. В итоге С.Л. Дегтярев в этом периоде бегло и неполно перечислил некоторые действия государственной власти в области судоустройства; судопроизводство не затрагивается им вовсе. Следовательно, критерии "институциональность" и "справедливость" не применяются.
--------------------------------
<46> См.: Там же. С. 33 - 36.
Четвертый выделенный этап обращает на себя внимание качественно иной характеристикой наименования: в противоположность всем остальным "этапам" этот раздел классификации назван "Цели и задачи судебной власти в период действия УГС", что не отвечает общей логике его классификации. Оправдывая название, С.Л. Дегтярев сосредотачивается в этом периоде только на обозрении доктринальных мнений <47>, вовсе не обращаясь к законодательству и судебной практике того периода. Но можно ли тогда назвать это историческим анализом по законодательным источникам? С.Л. Дегтярев пишет, что "институциональность... включает в себя... процессуальную форму... установленный в законе порядок формирования органов судебной власти" <48>, но, основывая свою классификацию на этом критерии, уходит от его реального применения, как не применяет и критерий "справедливость".
--------------------------------
<47> См.: Там же. С. 36 - 39.
<48> Там же. С. 11.
Пятый - советский - этап <49> также представляет собой анализ доктринальных мнений. Между тем эпоха советской власти крайне интересна для исследователя, анализирующего формы защиты права, - в короткий исторический период, как в калейдоскопе, появились и исчезли либо, наоборот, сохранили жизнеспособность полярные формы: ведь в период советской власти были суды периода военного коммунизма и третейские суды периода НЭП; обычные суды в Закавказье, Средней Азии (сохранившие свой статус до 30-х годов) и государственный арбитраж. Но в эти же 70 лет были приняты Основы гражданского судопроизводства Союза ССР и союзных республик (1961 г.) и в рамках монолитной судебной системы действовал образцовый процессуальный кодекс - ГПК РСФСР 1964 г. При описании этого периода вновь упоминаются названные автором критерии классификации, причем указывается, что значение для общества приобретает не только результат судебной деятельности, но и сам порядок осуществления этой деятельности, а критерий "справедливость" отождествляется по своему содержанию с законностью <50>: в чем проявляются индивидуальные особенности данного периода по сравнению, например, с предыдущим периодом, не поясняется.
--------------------------------
<49> См.: Там же. С. 39 - 43.
<50> См.: Там же. С. 42.
В разделе классификации "современный этап" критерий "справедливость" понимается не как закон, а как дух закона <51>; к содержанию критерия "институциональность" добавляется дополнительная оценка в виде "соприкосновения частного и публичного интереса" <52>, причем в отношении процессуальной формы (первая часть критерия "институциональность") делаются взаимоисключающие утверждения о том, что "соблюдение процессуальной формы внутренним судом уже не имеет большого значения при определении правомерности его решения" <53>, однако утверждается, что международные суды обращают пристальное внимание не только на соблюдение процессуальной формы, но и на ее содержание <54>.
--------------------------------
<51> См.: Там же. С. 44.
<52> Там же. С. 45.
<53> Там же. С. 47. Вывод не подкреплен ничем. Автором не обсуждается ни наличие в российском гражданском и арбитражном процессах безусловных процессуальных оснований к отмене состоявшихся судебных постановлений, ни смысл существования процесса вне гарантированной процессуальной формы.
<54> См.: Там же. С. 47. Должна отметить неверность примера, приведенного С.Л. Дегтяревым в обоснование мнения о том, что ЕСПЧ признает нарушением процессуальной формы: в монографии (с. 47) приводится пример, касающийся нарушения сроков рассмотрения дела. Сроки рассмотрения дела сами по себе, действительно являющиеся важной гарантией своевременности защиты прав и охраняемых законом интересов заинтересованного лица, не являются характерными признаками процессуальной формы.
Если суммировать, получается, что в предложенной классификации не были ни обоснованы, ни выдержаны названные С.Л. Дегтяревым критерии, часть выводов не соответствует реальным историческим фактам, следовательно, полученные данные не могут считаться научными выводами.
***
Современная судебная практика создала конфликтную ситуацию вокруг права лица распоряжаться выбором способа защиты права (охраняемого законом интереса).
В диссертации решение вопроса таково: автор настаивает на отсутствии в российском законодательстве права лица выбора способа защиты права, конкуренции способов защиты (с. 41).
Это утверждение не соответствует действительности: ст. ст. 11 - 12 ГК называют судебный, третейский, административный порядки защиты права и предлагают незакрытый перечень способов их защиты. Даже в рамках судебной защиты истец вправе самостоятельно выбирать между исковым и неисковыми способами защиты права: например, нет препятствий по алиментным требованиям обратиться либо с исковым заявлением, либо с заявлением о выдаче судебного приказа. В арбитражном процессе соответственно истец, по прямому указанию ст. 226 АПК, может требовать упрощенного производства (здесь, впрочем, требуется формальное согласие противоположной стороны); однако ничто не препятствует заинтересованному лицу по тем же основаниям возбуждать производство в обычном порядке. В рамках искового производства за истцом остается право выбора заочного или ординарного процесса (ч. 3 ст. 233 ГПК). Лицо может оспорить действие конкретного должностного лица по правилам гл. 25 ГПК либо требовать признания недействующим нормативно-правового акта, на основании которого принято соответствующее индивидуальное решение (гл. 24 ГПК) <55>. Лицо может выбирать между исковым процессом, в котором суд приводит в действие силу конкретного веления объективного права против определенного лица, либо процессом в рамках особого производства, в котором суд приводит в известность конкретное веление объективного права <56>. Различную сущность способов защиты особо подчеркивает то, что использование одного из способов по вышеприведенным примерам не исключает самой возможности последующего применения другого способа тем же лицом, так как с каждым изменением способа защиты совокупно меняется и цель защиты, а потому истец сохраняет за собой право предъявления требования, которым защищаются иные правовые цели.
--------------------------------
<55> См.: Определение Верховного Суда РФ от 6 июля 1999 г. N КАС99-134 // СПС "Гарант".
<56> См.: Нефедьев Е.А. Учебник русского гражданского судопроизводства. Краснодар: Совет. Кубань, 2005. С. 23.
Решение о том, пользоваться либо нет преимуществами того или иного способа защиты права в момент обращения за определенной защитой, принимает заинтересованное лицо, точно так же, как, уже используя конкретный способ защиты права, это лицо самостоятельно решает, пользоваться или нет своими процессуальными правами. Ясно, что нет безусловно выгодного способа защиты права; наоборот, каждый способ защиты права (охраняемого законом интереса) связан как с определенными привилегиями, так и определенными же трудностями для тяжущегося. Например, административный порядок защиты права не требует, в отличие от судебной защиты, оплаты государственной пошлины, но решение административного органа менее устойчиво, чем судебное решение; заочный процесс более быстрый, но стесняет истца в его волеизъявлении (ч. 4 ст. 233 ГПК) и предоставляет ответчику более широкие права обжалования и т.д. Соизмеряя свои возможности, свои цели с характером и способом защиты, лицо выбирает наиболее подходящий именно ему способ защиты права.
Выбирая вид иска (по содержанию), с которым лицо обращается в суд, истец также исходит из соображения максимальной защиты наиболее важного для этого лица правового интереса. Для заинтересованной стороны первостепенно важным может быть удовлетворение требования о признании права, либо о присуждении права и корреспондирующей ему обязанности, либо самым важным будет преобразование правоотношения. В чем же именно заключается наиважнейшая юридическая потребность заинтересованного лица, знает только это заинтересованное лицо. А потому кроме случаев, когда по спорному правоотношению законом прямо исключается возможность стороны заявлять альтернативные требования, право решения вопроса о существе требования, подлежащего судебной защите, принадлежит истцу. Надо отметить, что действующее российское законодательство не препятствует заинтересованному лицу самостоятельно определять предмет судебной защиты. Однако следует отметить, что в соответствии с распространенным теоретическим взглядом, а также усвоившей эту позицию судебной практикой защита абсолютных прав обладает первенством по отношению к правам относительным <57>.
--------------------------------
<57> См.: Комментарий к части первой ГК РФ для предпринимателей. М.: Правовая культура, 1995. С. 268 (автор главы - Е.А. Суханов).
Затрагиваемая проблема конкуренции исков требует, конечно, специального внимания, кратко же можно отметить следующее.
Постановка проблемы конкуренции исков возникает в современной практике как проблема способности самого лица, обращающегося в суд, самостоятельно избрать способ защиты права и одновременно как возможность суда обязать лицо защищать свое право способом, указанным судом.
В современной судебной практике это проблема выбора способа защиты путем предъявления иска о виндикации или о реституции. Суды полагают возможным решать вопрос в пользу исков о реституции. Однако такой подход вызывает нижеследующие возражения.
Основания, по которым заинтересованное лицо выбирает определенный вид иска, связаны со многими причинами - от размера государственной пошлины, подлежащей уплате <58>, до конкретных обстоятельств, делающих избираемую защиту в этот период времени наиболее эффективной для заинтересованного лица. Суд не вправе определять для лица обязательный вариант способа защиты, поскольку вне его компетенции находится вопрос определения целей судебной защиты. Суд компетентен только в одном - определить на основании ст. ст. 134 ГПК, 150 АПК, подлежит ли вообще данное право (охраняемый законом интерес) судебной защите. Если такая возможность существует, суд не вправе устанавливать для заинтересованного лица конкретный способ ее реализации. Юридическая цель судебной защиты определяется заинтересованным лицом; исходя из цели, определяется и способ защиты, поскольку волеизъявление лица определяется его юридическим интересом к исходу дела. Поскольку изменение способа защиты влияет на ожидаемый правовой результат, который планирует получить лицо, обращающееся в суд за защитой своего права (охраняемого законом интереса), никто, кроме заинтересованного лица, не вправе решать этот вопрос.
--------------------------------
<58> См.: Витрянский В.В. Защита права собственности. М., 1993. С. 115.
Основное возражение, которое возникает в этом случае, связано с мотивами защиты интересов противоположной стороны спора. Но так ли это? Образцовый пример можно найти в материалах обзора судебной практики ВАС РФ: обществом с ограниченной ответственностью (продавец) и акционерным обществом (покупатель) заключен и исполнен договор купли-продажи нежилых помещений. Полагая, что этот договор ничтожен, общество с ограниченной ответственностью обратилось в арбитражный суд с исковым заявлением к акционерному обществу об истребовании из его незаконного владения переданных во исполнение договора помещений. Суд первой инстанции согласился с истцом относительно ничтожности спорного договора, однако в удовлетворении иска отказал, сославшись на то, что истцом, предъявившим виндикационное требование, а не требование о возврате каждой из сторон всего полученного по недействительной сделке, избран ненадлежащий способ защиты нарушенного права. Суд апелляционной инстанции, отменяя решение и удовлетворяя исковые требования, указал, что сам по себе факт использования истцом такого способа защиты, как виндикационный иск, не может быть основанием для отказа ему в защите права, так как является результатом свободного выбора им способа защиты нарушенного права. Судом установлено, что на момент рассмотрения спора истец являлся собственником спорных помещений, а ответчик не обладал правами, позволяющими ему владеть и пользоваться этими помещениями.
При этом суд апелляционной инстанции не согласился с доводами ответчика о том, что удовлетворение виндикационного иска в данном случае нарушает правила п. 2 ст. 167 ГК РФ, приводя к односторонней реституции. По мнению суда, у ответчика имеется возможность восстановления своего права путем предъявления иска о взыскании неосновательного обогащения в размере денежных средств, перечисленных им в качестве оплаты за спорное имущество по недействительной сделке. Кассационный суд постановление суда апелляционной инстанции отменил, оставил в силе решение суда первой инстанции, указав следующее. Как установлено судами, стороны совершили и исполнили ничтожную сделку. Возвращение каждой из сторон всего полученного по недействительной сделке осуществляется в порядке, предусмотренном п. 2 ст. 167 ГК РФ. В соответствии с данной нормой закона возвращение полученного носит двусторонний характер. Это означает, что решение суда по требованию, заявленному в соответствии с п. 2 ст. 167 ГК РФ, должно разрешать вопрос об обязанности каждой из сторон вернуть все полученное по сделке. Ввиду того что законом предусмотрены специальные последствия недействительности сделок, правила об истребовании имущества из чужого незаконного владения (ст. ст. 301, 302 ГК РФ) к отношениям сторон применению не подлежат. Как вариант решения предлагалась следующая позиция: "Если лицо, передавшее имущество во исполнение недействительной сделки, обратится с требованием о его возврате из чужого незаконного владения другой стороны сделки на основании статьи 301 Гражданского кодекса Российской Федерации, суд при рассмотрении спора применяет последствия недействительности сделки (пункт 2 статьи 167 ГК РФ)" <59>.
--------------------------------
<59> Материалы к заседанию Президиума ВАС РФ 23 октября 2008 г. URL: http://www.arbitr.ru...РФ_23.10.08.pdf.
Между тем правильной представляется отвергнутая ВАС позиция апелляционного суда по этому делу.
В данном примере лицо, в отношении которого предъявлено требование о виндикации, могло защищать свое право встречным иском о неосновательном обогащении (либо возбуждает по этому вопросу отдельный процесс). То есть оно в полной мере могло использовать право защищать свои интересы. Но если такое лицо не защищало свое право иском о неосновательном обогащении, оно в точно такой же мере пользовалось правом, ему предоставленным. При любом поведении тяжущейся стороны оно распоряжается своим правом. Истец реализует свое право альтернативы в выборе способа защиты. Что же касается ответчика, то он ничуть не ущемлен действиями истца, поскольку исключительно в его власти остается реализовать свое право, полностью зависимое от его воли. То есть даже в случае, если суд усматривает основания для встречного требования ответчика, он не вправе навязывать ему обязанность это требование заявлять.
Возьмите другой пример - со сроком исковой давности. У ответной стороны есть право ссылаться на пропуск срока исковой давности. Но есть право и не делать этого. То есть заявленное требование при молчании ответчика рассматривается судом, который лишен права обязывать ответчика пользоваться правом указания на пропуск срока исковой давности. М.Б. Братусь совершенно справедливо указывает, что выбор иска, необходимого для защиты права, зависит от различных обстоятельств, которые повлияли на нарушение права собственности или иного вещного права, что согласуется с основным положением гражданского права, предусматривающим для субъекта таких правоотношений действовать своей волей и в своем интересе (ст. 1 ГК РФ) <60>.
--------------------------------
<60> См.: Братусь М.Б. О соотношении (конкуренции) вещно-правовых и обязательственно-правовых способов защиты права собственности // Журнал российского права. 2005. N 6.
С.Л. Дегтярев полагает верным сохранение при рассмотрении и разрешении гражданского дела свободы в распоряжении "своими материальными правами участниками гражданского процесса в той степени, в которой они обладали бы этой свободой без обращения в орган судебной власти" (с. 44). Сама постановка вопроса свидетельствует о том, что С.Л. Дегтярев полагает дела идущими иначе в настоящее время. Действительно, суд вправе не утвердить мировое соглашение, отказаться принять отказ от иска, признание иска. Но это право (точнее, обязанность) суда не связано с ущемлением диспозитивности лица в рамках судебного рассмотрения спора. Лицо на протяжении всего периода времени сохраняет право распоряжаться по своему усмотрению принадлежащими ему гражданскими правами (ст. 9 ГК). Но это право, естественно, заканчивается там, где начинается право другого лица. Суд в гражданском процессе пресекает не диспозитивные права стороны, а его интервенцию в права других лиц: такого рода сделки в любом случае являются ничтожными или могут быть признаны оспоримыми (ст. 166 ГК). С.Л. Дегтярев утверждает, что "если признавать наличие диспозитивного начала в гражданском процессуальном праве без деления его на процессуальное и материальное составляющие, тогда придется признать наличие процессуальных правоотношений между участниками процессуальных правоотношений, что, на наш взгляд, не соответствует действительности" (с. 44). Поскольку это положение затрагивает одну из центральных проблем гражданского процесса - процессуальное правоотношение, необходимо, чтобы мнение, прозвучавшее в докторской диссертации, было объяснено и аргументировано обоснованно.
Не соглашаясь в целом с трактовкой правосудия как общеправового принципа, отмечу, что в цепочке рассуждений С.Л. Дегтярева виден разрыв: как можно считать принцип общеправовым и одновременно не распространять его всеобъемлющее действие на сугубо процессуальную отрасль права? Далее, в работе не оспаривается общепринятое положение о том, что гражданский процесс является публично-правовым институтом. Соответственно правоотношения, возникающие между судом и иными участниками гражданского процесса, являются публично-правовыми. Но "для публично-правового отношения важно не то, что субъектом в нем является государственная власть, но именно самый характер вступления этой последней в правоотношение" <61>. То есть правовой статус лица в соответствующих правоотношениях несет такой компонент властной воли, способной разрешить спор, что делает признак посредничества неприменимым к основным характеристикам правосудия. Наоборот, посредничество по своей правовой природе тяготеет не к властным отношениям публично-правового характера, а к отношениям, основанным на равенстве правового статуса договаривающихся сторон и потому относимым к частноправовым отношениям. "Государственная власть здесь предоставляет этим субъектам регулирование своих взаимных отношений, устанавливая лишь для этих отношений известные рамки и устанавливая некоторые правила-образцы для восполнения недостающей или недостаточно определившейся воли сторон" <62>. Именно поэтому посредничеству чужда процессуальная форма - свободная воля сторон не стеснена не только условиями, касающимися существа вопроса, но и самим порядком его решения. Также и специфика отличия уголовного процесса от гражданского процесса лежит не в сфере противопоставлении "судьи-посредника" и "судьи - защитника публичных интересов" (с. 11, 41). Публичный интерес как основа устройства государственной системы разрешения споров неизменен в любом судебном процессе. Соотношение влияния на процесс, на его возникновение, движение и прекращение воли суда, полномочных государственных (муниципальных) органов и сторон гораздо более значимо определяют отличие уголовного процесса от процесса гражданского. Гражданин А. заключает с организацией Б. договор купли-продажи автомобиля и требует в судебном порядке исполнения договора. Есть ли в этом деле публичный интерес? Безусловно - ст. ст. 309, 310 ГК устанавливают вмененную государством обязанность исполнения обязательств. "Принудительная охрана обязательств воплощается прежде всего в понуждении к их реальному исполнению" <63>. Установление такого правила есть проявление публичной воли в рамках охраны публичного интереса. Закон устанавливает свободу договора, основанную на автономии воли сторон, но его исполнение уже подчинено влиянию публичного интереса, поскольку государство заинтересовано в правомерном поведении участников гражданско-правовых отношений. До тех пор, пока нет выраженной воли будущих участников правоотношений, публичный интерес не может воздействовать на этих лиц; как только воля будет выражена, публичный интерес обретает цель своего влияния. Никто не станет отрицать наличие публичного интереса в уголовном процессе. Но вот организация Б., признанная по решению суда обязанным лицом - должником перед гражданином А., в ходе исполнительного производства уклоняется от исполнения решения суда. Охрана публичного интереса допускает возможность уголовного преследования виновного должностного лица организации Б. по ст. 315 УК РФ. Одинаковым ли будет воздействие воли суда, уполномоченных государственных органов и сторон в двух этих процессах? Равным образом и дело о причинении вреда окружающей среде, при одинаково прямом публичном интересе в обоих процессах, менее зависит от воли сторон в уголовном процессе, чем в гражданском. Примеры можно продолжать и далее. Поэтому статус суда в уголовном и в гражданском процессе по сути своей не может быть отличным, поскольку в любом случае государственный суд несет обязанность правосудия. Характер правоотношений влияет на соотношение не основных, а дополнительных полномочий суда в процессе, а также на объем дополнительных прав и обязанностей лиц, участвующих в деле, т.е. не затрагивает основных принципов построения гражданского и уголовного процессов <64>.
--------------------------------
<61> Черепахин Б.Б. Указ. соч. С. 105.
<62> Там же. С. 107 - 108.
<63> Иоффе О.С. Общее учение об обязательствах // Иоффе О.С. Избранные труды: в 4 томах. Т. 3. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 141.
<64> Неслучайно Конституция РФ адресует общее требование равноправия и состязательности сторон ко всем видам государственного судебного процесса, не делая различий между гражданским и уголовным процессами (ст. 123).
"Возникает вопрос - что брать за критерий оценки эффективности работы? Достижение стопроцентного реального исполнения требований всех исполнительных документов? Но только ли от деятельности службы судебных приставов это зависит? Следует осознавать, что добиться стопроцентного исполнения решений судов в России невозможно, поскольку существует значительное число составляющих эффективности принудительного исполнения, на многие из которых служба влиять не может" <65>. И далее: "Будучи по сути процедурным актом, на практике Закон <ФЗ "Об исполнительном производстве"> таковым не является. Он не содержит детальных юридических процедур совершения тех или иных исполнительных действий, во многом ограничиваясь общими указаниями. Это приводит либо к нежеланию пристава пользоваться предоставленными правами в силу неконкретности порядка совершения тех или иных действий, либо, наоборот, к нарушению прав сторон исполнительного производства. Основной недостаток закона - наличие множества норм, допускающих усмотрение судебного пристава. В процедурном законе, регулирующем деятельность должностных лиц, связанную с существенным ограничением прав граждан и организаций, возможности усмотрения должны быть максимально исключены" <66>. Иными словами, нужна процессуальная форма и нужен тот субъект, который соблюдение такой процессуальной формы гарантирует. Субъектом таким является только суд как орган, на который распространяются особые гарантии независимости. Как же можно исключить из ведения суда исполнительное производство? С.Л. Дегтярев допускает погрешности в рассуждениях, столь характерных для сторонников аномального отделения исполнительного производства от гражданского процесса: во втором абзаце на с. 28 он пишет, что для "потребителей услуг судебной власти определяющим является не сама судебная защита, даже не само судопроизводство... а дальнейшая, в том числе в принудительном порядке, реализация их прав и свобод". Но уже ниже под категорией "доступность правосудия" понимаются все этапы (стадии?) гражданского процесса. Если не учитывать исполнительное производство в качестве стадии гражданского процесса, то получается, что лицо полностью реализует свое право в момент получения решения. Если продолжать мысль С.Л. Дегтярева о том, что "сама судебная защита связана... только с получением лицом судебного решения" (с. 28), то неизбежен кризис авторитета судебной власти как государственного института, обеспечивающего защиту права, поскольку сам С.Л. Дегтярев отмечает, что для заинтересованного лица принципиальную важность имеет именно "реализация результатов разрешения правового конфликта" (с. 28). Поскольку С.Л. Дегтярев разделяет конструкции "доступ к суду" и "доступность правосудия" (с. 28), то получается, что правосудие в соответствии с логикой автора идеи включает в том числе деятельность органов принудительного исполнения, в настоящее время отделенных от суда. Данную позицию С.Л. Дегтярева подтверждает и его высказывание на с. 34 о том, что в число субъектов, уполномоченных на "рассмотрением конфликта", он включил "органы принудительного исполнения". С.Л. Дегтярев понимает гражданский процесс как принудительную реализацию норм материального права (с. 43). Но как состоится это принуждение и в чем оно будет выражаться, если мы оборвем гражданский процесс моментом постановления решения, лишим органической связи с исполнением? Нельзя же полагать под "принудительной реализацией" постановление решения в его окончательной форме. Исполнительное производство представляет собой продолжение процедуры восстановления нарушенного права, где первым этапом является судопроизводство, в котором нарушенное материальное право освобождается от спорности; исполнительное производство - второй этап, в котором оно восстанавливается в принудительном порядке. Между этими этапами имеется связь, истоки которой находятся в субъективных материальных правах, существование которых подтверждается судебным решением. Поскольку в исполнительном производстве реализуются бесспорные субъективные материальные права, возможно распоряжение ими в пределах, установленных материальными отраслями права. Кто наиболее гарантированно может осуществлять контроль за такими действиями? Конечно, суд, гарантирующий соблюдение законных интересов субъектов, вовлеченных в процесс. Поэтому логично, когда исполнительное производство остается в сфере судебного контроля с момента его возникновения до окончания.
В работе С.Л. Дегтярева есть ряд иных вопросов, требующих серьезного обсуждения: например, положение об ответственности органа судебной власти (с. 46), о содержании и субъектах правовой защиты (с. 23); о законодательной (законотворческой) деятельности судов при отправлении ими правосудия (с. 21); идея об отличии реализации норм права в гражданском и уголовном процессах (с. 11 - 12) и ряд других. Думаю, дискуссию по этим вопросам следует продолжить, прежде всего, чтобы принести действительную пользу науке гражданского процессуального права.
--------------------------------
<65> Дегтярев С.Л. Оптимизация гражданского правосудия в России. М.: Волтерс Клувер, 2007. С. 90.
<66> Там же. С. 95 - 96.
Сообщение отредактировал Uncle_Sam: 22 September 2010 - 13:09
- 0
#42
lemonde
Отправлено 22 September 2010 - 10:27
- 0
#43
Nestoliy V.G.
Отправлено 22 September 2010 - 12:16
может быть можно спрятать длиннющие цитаты в спойлеры
- 0
#45
Nestoliy V.G.
Отправлено 22 September 2010 - 13:47
Цель искового производства - разрешение споров о праве. а защита здесь - это просто побочный эффект, который может как наступить, так и нет.
Если решение вынесли, а исполнить его нет возможности, то спор о праве разрешен, но это право не защищено, это "бумажное" право.
- 0
#46
mooner
Отправлено 22 September 2010 - 22:14
1. Исполнение решения - это проблемы исполнительной власти, а не судебной.Если решение вынесли, а исполнить его нет возможности, то спор о праве разрешен, но это право не защищено, это "бумажное" право.
2. Чье право защищено если вынесено решение об отказе в иске?
- 0


